Рассказы о Привидениях Антиквария – Собирателя Древних Книг. Бледный Призрак и Прочая Нежить

22
18
20
22
24
26
28
30

Потерпев неудачу с прохождением лабиринта в послеобеденный час, господин Хамфрис был сильно раздосадован и полон негодования, причем никак не мог успокоиться, пока не предпринял другую попытку достичь его центра уже позднее, вечером. Он вознегодовал еще сильнее после того, как смог дойти до самого сердца нигде не заплутав, и сразу захотел начать составлять план. Вот только солнце уже садилось, к тому же он понял, что без необходимых инструментов сделать эту работу будет невозможно.

На следующее утро прихватив с собой чертежную доску, карандаши, циркули, чертежную бумагу и другие принадлежности (некоторые из них он позаимствовал у Куперов, а другие нашел в своей библиотеке, в шкафах), он дошел до центра лабиринта опять без каких-либо проблем, где и разложил всё свое снаряжение. Тем не менее с началом работы ему все-таки пришлось повременить. Траву и ветки кустарника, которые закрывали колонну и глобус, к этому времени уже убрали, так что теперь он мог хорошенько всё рассмотреть. Вид у колонны был довольно неприглядный, она больше напоминала те, на которые обычно ставят солнечные часы. Однако, в отличие от колонны, глобус был просто великолепен, искусной рукой мастера на него была нанесена тончайшая гравировка, буквально весь он был разрисован различными фигурами и расписан надписями. Внимательней присмотревшись, он понял, то, что он сначала принял за глобус звездного неба, оказалось другим. Одна из фигур, выгравированная на этом глобусе, была ему вполне знакомой – крылатый Дракон. Его тело обвивало часть, которую на земном глобусе занимает экватор. Большая часть верхнего полушария скрывалась под распростертыми крыльями огромной фигуры, а голова дракона находилась под кольцом, укрепленном на самой верхней точке этого глобуса. Над головой были написаны слова из которых можно было разобрать – princeps tenebrarum[279]. В нижнем полушарии было место все заштрихованное перекрещивающимися линиями, которое было подписано как – umbra mortis[280]. Рядом с ним вздымались горные хребты, а между ними находилась долина, а глубоко внутри долины бушевали языки пламени. Над долиной тоже была надпись. Я думаю, вам интересно будет узнать, что там было написано? А было там написано – vallis filiorum Hinnom[281]. Вокруг дракона, сверху и внизу под ним прорисоввывались контуры различных фигур, хотя чем-то и напоминающие обычные созвездия, но совсем не такие. Так, например, под фигурой голого мужчины, который в поднятой руке держал дубину, было написано не Геркулес, а Каин. Другой, по пояс закопанный в землю с вытянутыми вперед и раскинутыми в разные стороны руками, был Корей[282], а не Змееносец[283], а третий, подвешенный за волосы к извивающемуся подобно змее дереву, был Авессалом[284]. Возле Авессалома находился человек в длинной мантии и высоком головном уборе, который стоял в начерченном круге и повелевал двум косматым демонам, парившим в воздухе. Под ним было подписано Hostanes magus[285] (персонаж неизвестный Хамфрису). По-видимому, замысел художника был собрать в единый ансамбль патриархов – прародителей зла, наверняка уже известных людям еще до появления сочинения Данте. Явный интерес прадедушки к темным силам Хамфрису показался довольно странным, но тут он вспомнил о том, что тот мог привезти этот глобус из Италии, а потом поставить его здесь и вообще о нем забыть, и больше к нему не подходить. Ведь, само собой, если бы он его больше ценил, то вряд ли бы оставил на улице мокнуть под дождем, обдуваемым всеми ветрами. Он постучал по сфере кончиком пальца, похоже была на то, что она была пустой внутри, да и сами стеник её были не очень толстыми. После этого, повернувшись к необычному глобусу спиной, он с головой погрузился в составление своего плана. Через полчаса он понял, что если не воспользоваться какой-нибудь веревкой, то доделать до конца свою работу он не сможет. Поэтому он пошел и взял моток шпагата у Клаттерхэма и проложил его по тропинкам от входа до центра, привязав конец к кольцу на вершине глобуса. Это помогло ему до обеда составить предварительный план, а после этого он уже мог начертить его более точно. Когда уже приближалось время чая, мистер Купер присоединился к нему, очень интересуясь тем, каких успехов он достиг. – Ух ты, – вырвалось у Купера, после того, как он положил свою руку на шар, а затем вынужден был быстро её оторвать. – Какой горячий! Я смотрю, глобус хорошо тепло сохраняет, да, господин Хамфрис? Из чего он, из меди, похоже? – А медь у нас что, диэлектрик или проводник, или как их там называют?

– Сегодня после обеда солнце сильно палило, – сказал господин Хамфрис, не желая поддерживаить беседу на научную тему. – Только я не заметил, чтобы глобус нагрелся. Вовсе нет, мне он грячим не показался, – добавил он.

– Странно! – сказал мистер Купер. – А я едва смог к нему прикоснуться. Наверно это из-за того, что у нас разные темпераменты, так я думаю. Должен сказать, вы довольно холодный человек, господи Хамфрис. А я нет, и в этом мы расходимся. Всё это лето я спал, не знаю, поверите ли вы мне или нет, практически in statu quo[286], каждое утро я принимал ванну с холодной водой, с такой холодной, что я с трудом мог в неё залезть. День прошел, пройдет другой – позвольте мне помочь вам с бечевой.

– Вы прямо стихами заговорили, спасибо. Я буду вам очень признателен, если вы заберете эти инструменты и карандаши, которые я тут разложил. Теперь, я смотрю, мы всё уже собрали и можем идти домой.

Они покидали лабиринт. Перед тем как уходить, Хамфрис сам смотал шпагат.

Всю ночь напролет шел дождь.

К великому сожалению (не известно было это по вине Купера или по какой-нибудь другой причине), оказалось, что единственная вещь, которую они забыли вечером в лабиринте перед тем как уйти домой, – был план. Как того и следовало ожидать он весь промок и восстановить его было невозможно. Ничего не оставалось делать, как начинать заново чертить (нудная работа, на которую во второй раз не потребуется тратить столько времени). Снова размотав шпагат и разложив его на тропинках, Хамфрис начал с самого начала. Тем не менее, особенно продвинуться в своих трудах он не успел, поскольку прибежал Кэлтон сообщить о том, что пришла телеграмма. Его прежний начальник из Лондона хотел кое-что уточнить. Он нужен был всего лишь для короткого разговора, только на пару фраз, да вот, как ни крути, а дело было очень срочным. Не очень хотелось прерывать начатую работу, если не сказать, что это расстраивало все его планы. Через полчаса должен был прийти поезд, и если всё сложится как надо – он вернется приблизительно в пять часов, в крайнем случае к восьми вечера. Он отдал незаконченный план Кэлтону, чтобы тот отнес его в дом, но сворачивать шпагат не стал.

Всё получилось так, как ему и хотелось. Вернувшись домой, он провел удивительный вечер в библиотеке, до самого позднего часа не отходя от стеллажа с редчайшими книгами, а отправившись к себе спать обратил внимание на то, что слуги не забыли оставить окна открытыми и незашторенными, и от этого на душе ему стало особенно приятно. Потушив свет он подошел к окну, из которого открывался вид на сад и парк. Это была восхитительная лунная ночь. Всего через каких-то несколько недель осенний ветер с воем пронесется по округе и сметет, разрушит всю эту тишину. А сейчас, вдали виднелись спящие деревья, лужайки на склонах блестели от росы, к тому же отсюда можно было различить раскраску цветов, хотя правда и с большим трудом. Луна серебристым лучом своим прикоснулась к карнизу храма и осветила изгибы его купола, казавшегося отсюда свинцовым. Хамфрису ничего не оставалось делать, как согласиться с тем, что причудливые очертания архитектуры прошлого столетия имеют свою чарующую прелесть. В какое-то мгновение сияние луны, запах леса, безмолвный покой и тишина настолько околдовали его, что не раз еще он вспоминал об этой волшебной ночи. Отойдя от окна он внезапно понял, что никогда в своей жизни ему не приходилось видеть ничего более прекрасного. Единственным недостатком панорамы, который не давал ему покоя, было чахлое, болезненное деревце ирландского тиса, стоящее обособленно перед кустами, подобно аванпосту, а за этими кустами уже был лабиринт. Без долгих колебаний он решил, что его непременно нужно убрать, при этом недоумевая от того, кому могло прийти в голову посадить его здесь. Наверное, думали, что на этом месте оно будет хорошо смотреться.

Как бы там ни было, на следующее утро из-за необходимости отвечать на письма и разбирать книги с мистером Купером в библиотеке, он забыл об этом едва живом деревце. Правда, одно из писем, прибывшее в тот самый день, следует упомянуть. Оно пришло от леди Уордроп, о которой уже говорил мистер Купер, в нем она снова обращалась с той же просьбой, с которой до этого обращалась к его дяде, господину Вильсону. Чуть ли не с первых строк она писала о том, что собирается издать книгу о Лабиринтах, и сгорает от желания включить в неё также и план Вилсторповского Лабиринта, а кроме этого, она считает, что величайшим жестом доброй воли со стороны господина Хамфриса будет, если он позволит ей побывать там в ближайшее время, поскольку на зимние месяцы она собирается уехать за границу. Её дом находился в Бентли – это совсем недалеко. Так что господин Хамфрис сумел без особого труда послать ей весточку, приглашая приехать к нему в поместье когда угодно, хоть завтра или послезавтра. Следует сказать о том, что посыльный вернулся домой с очень благодарным письмом, в котором она к тому же сообщала, что завтрашний день её устраивает полностью.

Другим важным событием этого дня было то, что наконец-то план был готов.

И эта ночь была сказочной и тихой, и опять Хамфрис оставался у открытого окна так долго, как только мог. Об ирландском тисе он вспомнил опять, когда собирался задернуть свои занавески. В любом случае, сейчас он уже не хотел его трогать, придя к выводу, что негативное впечатление в прошлую ночь возникло из-за ночных теней, которые ввели его в заблуждение, а на самом деле это дерево таким отвратительным не было, как ему сначала показалось. Единственно, что нужно непременно убрать, уже думал он, так это огромную темную кучу, которая лежала прямо возле дома и мешала обзору из окон нижнего этажа. Она совсем не выглядела достойной того, чтобы её не трогали, и гораздо больше напоминала зловонную кучу мусора, и это самое малое, что он мог о ней подумать.

На другой день в пятницу, а он приехал в Уилсторп в понедельник, сразу после ланча в своем экипаже пожаловала леди Уордроп. Это была статная пожилая дама, язык которой не замолкал ни на одну минуту, она очень старалась понравиться Хамфрису, угодившему ей своей готовностью предоставить всё то, о чем она мечтала. Они вместе осмотрели сад, в результате леди Уордроп стала намного лучшего мнения о новом хозяине поместья Уилстроп, особенно после того, как поняла, что тот кое-что смыслит в садоводстве. Она с восторгом слушала о его планах модернизации участка и согласилась с тем, что нельзя разрушать существующую разметку перед домом, выполненную в столь характерном стиле, такое следует считать настоящим вандализмом. От храма она была просто в восхищении и сказала: – Знаете что, господин Хамфрис, а выходит, что ваш управляющий прав относительно этих каменных блоков с выгравированными буквами. В одном из известных мне лабиринтов, к сожалению должна признаться, что недалекие люди его уже разрушили, он был в Гэмпшире[287]. Так вот, в нем была дорожка, помеченная подобным образом, она была выложена плиткой, на которой были точно такие же буквы, как и на ваших камнях, причем все они лежали в правильном порядке и образовывали надпись, что-то вроде, ой ну и память у меня стала, – Тесей и Ариадна. Где-то у меня осталась копия плана этого лабиринта, вместе с этой надписью. Почему люди так поступают! Я никогда вам не прощу, если вы разрушите свой лабиринт. Вы знаете о том, что они становятся очень большой редкостью? Почти каждый год я слышу о том, что еще один лабиринт сломали. Знаете что, теперь пойдемте туда прямо сейчас, правда, если вы очень заняты, то я могу и сама его пройти, я очень хорошо знаю как проходить лабиринты и совсем не боюсь там потеряться. Хотя помню, было такое, однажды я опоздала на ланч, да, да, и было это не так давно, я запуталась в одном из лабиринтов в Бушбери[288]. Ну что? Если вы решили пойти со мной, то так будет даже лучше.

После того, как на Хамфриса обрушился облильный словесный поток, справедливым было предположить, что из-за Уилсторповского лабиринта леди Уордроп совершенно потеряет голову. Однако, ничего подобного не произошло, хотя невозможно было понять, доставляет ли ей посещение нового лабиринта, по её словам, абсолютно такого же как и все те, которых ей пришлось повидать немало, то удовольствие, о котором она так долго мечтала. Спустя некоторое время уже сомнений не возникало в том, что это мероприятие её действительно заинтересовало. Причем это она указала Хамфрису на целый ряд неглубоких вмятин на земле, которые, как она думала, остались на тех местах, где раньше лежали каменные блоки с выгравированными буквами, именно она рассказала ему о том, что в большей степени объединяет его лабиринт с другими, и объяснила то, как можно довольно точно, с погрешностью приблизительно в двадцать лет, определить возраст лабиринта при помощи имеющегося плана. Этот, в чем она уже не сомневалась, был построен примерно в 1780 году, вдобавок ко всему, по своему устройству он был именно такой, каким он и должен быть. Лишь только она увидела глобус, стоящий в центре лабиринта, оттащить её от него было уже просто невозможно. – Уникальнейшая вещь, – сказала она. – Мне так хочется его потрогать. Ах, если бы я только могла себе такое позволить. Впрочем, я почему-то уверена, что вы позволите мне это сделать, господин Хамфрис, хотелось бы надеяться, вы не сочтете мой поступок бестактным, я точно к нему прикоснусь, только мне совсем не хочется выглядеть наглой. У меня такое чувство, что вас возмущает мое поведение. Признайтесь, прошу вас, – повернувшись лицом к Хамфрису она неожиданно сменила тему, – у вас нет такого ощущения, что за нами кто-то наблюдает? А вам не кажется, что если мы хоть немного переступим черту, то провалимся куда-то в преисподнюю? Нет? А у меня есть. Поэтому я бы хотела, чтобы мы поскорей отсюда ушли.

– Ну вот и всё, – сказала она, когда они уже собрались вернуться домой. – Не знаю, может быть от того, что там воздух спертый, мне начала всякая чертовщина мерещиться. Послушайте, господин Хамфрис, я вот что вам скажу, если к следующей весне я узнаю, что вашего лабиринта больше нет, то вряд ли я смогу вам такое простить.

– Время покажет, как с ним поступить, во всяком случае, у вас останется план, леди Уордроп. Я его уже составил и сегодня вечером я могу подготовить для вас копию.

– Ну что ж, прекрасно! Мне бы хватило и копии, нарисованной карандашом, только с указанием масштаба. Я бы повесила его рядом со своими гравюрами. Безмерно вам признательна.

– Очень хорошо, тогда завтра у вас будет план. Я бы очень хотел, чтобы вы помогли мне разобраться с тем, как правильно поставить эти каменные блоки с буквами.

– Это вы про те камни, что я видела в летнем домике? Вот уж, задача так задача. Так они там лежат как попало? В общем, понятно. Скорее всего, человек, который их там положил, оставил какой-нибудь план или набросок. Я вот что думаю, наверное, вы найдете его где-нибудь с остальными бумагами вашего дяди, а если его там нет, то вам придется пригласить специалиста по решению головоломок.

– Сделайте милость, посоветуйте мне еще насчет одной вещи, пожалуйста, – сказал Хамфрис. – Что вы можете сказать об этом убогом деревце под окном библиотеки? Может, лучше его убрать, как вы считаете?