Нельзя исключать, что Вселенной нужна эта связь.
Одному острову
Как мне воспеть тебя, дивная Англия?Я, верно, не должен слагатьпышных и трепетных од,чуждых твоей скромности.Не скажу ни о твоих морях – которые и есть Море,ни об империи, которую тебе, маленький остров,навязали вызовы времени.Назову вполголоса несколько символов:Алису, которая снилась Червонному Королю,который снился Льюису Кэрроллу, ныне ставшему сном,вкус чая и сладостей,лабиринт в саду,солнечные часы,тоска человека (который никогда не признается, что тоскует)по Востоку и леденящее одиночество,которого Кольридж не видел,но зашифровал точнейшими словами,шум непрестанного дождя,снег на щеке,тень статуи Сэмюэля Джонсона,вечно звучащие отзвуки лютни,хоть их никто и не слышит,стекло зеркала, что отражалослепые очи Мильтона,компас, не знающий сна,Книга Мучеников,хроника темных временна последних страницах Библии,пыль под мрамором,таинство зари.Сейчас мы наедине, таинственный остров.Никто нас не слышит.И в наших сумерках мы вольнынасладиться тем, что любезно нам обоим.Игра в го
Сегодня, 9 сентября 1978 года,я держал на ладони маленький камень —один из трехсот шестидесяти одного, которые требуютсядля астрологической игры под названием го —иных шахмат Востока.Эта игра древнее, чем самая древняя письменность,ее доска – это карта Вселенной.Черно-белые сочетания камнейисчерпывают самое время.Люди тонут в игре,как в любовном чувстве и в омуте дня.Сегодня, 9 сентября 1978 года,я, не знающий стольких вещей,понял, что не знаю еще одну,и благодарю своих боговза откровение этого лабиринта,который никогда не станет моим.Синто
Убитого горемможет спасти пустяк —малейшее отвлечениепамяти или вниманья:вкус плода, вкус простой воды,лицо, возвращенное сном,первый ноябрьский жасмин,не знающий устали компас,книга, с потерей которой уже смирился,сердцебиенье гекзаметра,маленький ключ от входной двери,запах книг и сандала,старое название переулка,краски географической карты,блеснувшая этимология,ровно обстриженный ноготь,позабытая дата,бой полночных курантовили внезапная боль.В культе синто – восемь миллионов богов,тайком бродящих по миру.Эти нехитрые божества осеняют нас.Осенят – и растают.Чужак
В святилище дремлет меч.Я, один из священников храма, его никогда не видел.Другие общины почитают бронзовые зеркала или камни.Думаю, в давние годы их выбирали за редкость.Говорю совершенно открыто: синтоизм – самый свободный из культов.Самый свободный и самый древний.У нас есть старинные письмена, которых уже не видно.Исповедовать синтоизм могут даже олени и росы.Он учит трудиться как должно, но не предписывает морали.Не утверждает, что каждый ткет себе свою карму.Не устрашает мукой и не подкупает наградой.Его приверженцы вправе идти за Буддой или за Иисусом.Он почитает Императора и умерших.Верит, что человек после смерти становится богом и охраняет близких.Верит, что дерево после смерти становится богом и охраняет деревья.Верит, что соль, вода и музыка очищают.Верит, что божества неисчислимы.Утром нас посетил старый поэт, слепой перуанец.Сидя на галерее, мы делили с ним ветер из сада, запах сырой земли и песнь пернатых божеств.Через переводчика я толковал ему нашу веру.Не берусь судить, что он понял.Западные лица – как маски, по ним ничего не заметишь.Он обещал, вернувшись в Перу, вспомнить нашу беседу в стихах.Выполнил ли, не знаю.Не знаю, сойдемся ли снова.Семнадцать хайку
1Гора и вечермне о чем-то сказали.Я все утерял.2Безбрежная ночьцеликом уместиласьв один аромат.3Есть он или нет —сон, позабытый мноюеще до зари?4Струны умолкли.Музыка лучше знала,что чувствую я.5Сегодня не радя жаворонкам в поле —тебя я вспомнил.6Непостижимыкниги, картины, ключи —судьбы моей тень.7И с этого дняя не двигал фигурына пыльной доске.8Заря в пустыневстает, вокруг никого.Кто это знает?9Старому мечуснятся его сраженья.Мой сон не таков.10Мужчина умер.Но борода не знает.И ногти растут.11Вот эта рукакогда-то прикасаласьк твоим волосам.12Зеркало этоне повторит ничего —одну лишь луну.13В сиянье лунытянется долгая тень.Ей одиноко.14Свет империигаснет сейчас вдалеке —или светлячок?15Новая луна.Свет этот виден и ейс ее порога.16Далекая трель.Откуда знать соловью,как ты страдаешь.17Старая рукавсе так же пишет стихидля забвения.Нихон
По томику Рассела я представляю себе теорию множеств, Mengenlehre, где существуют и действуют бесконечные величины, исчерпать которые не в силах даже бессмертный, трать он на их исчисление за вечностью вечность, и чьи призрачные династии зашифрованы буквами еврейского алфавита. В этот тончайший из лабиринтов мне не ступить вовек.
По определениям и аксиомам, тезисам и короллариям я представляю себе бесконечную субстанцию Спинозы, наделенную бесконечным числом качеств, среди которых – пространство и время, так что стоит произнести или просто задумать слово, и в бесчисленных незримых мирах независимо друг от друга произойдут бесчисленные события. В этот тончайший из лабиринтов мне не ступить вовек.
По нагорьям, избравшим, вслед за Верленом, оттенки, а не цвета, по письму, источающему учтивость и не ведающему преувеличений, по садам, где вода и камни значат не меньше, чем зелень, по рисованным тиграм, в которых сквозит не тигр, а какой-то древний прообраз, по дороге чести, «бусидо», по памяти, бредящей клинками, по мостикам, рассветам и храмам, по музыке – роду безмолвья, по чуть слышно шепчущим толпам я представляю себе твой облик, Япония. В этот тончайший из лабиринтов…
Году в 1870-м в гарнизоне Хунина объявились степные индейцы, никогда не видевшие ворот, дверной колотушки, ставней. Они смотрели вокруг, касались этих диковин, таких же далеких от них, как от нас – Манхэттен, и навсегда возвращались в родную глушь.
Тайнопись
Безмолвно – дружелюбная луна(почти что по Вергилию) с тобою,как в тот исчезнувший во мгле временвечерний миг, когда неверным зреньемты наконец нашел ее навекв саду или дворе, истлевших прахом.Навек? Я знаю, будет некий деньи чей-то голос мне откроет въяве:«Ты больше не посмотришь на луну.Исчерпана отпущенная суммасекунд, отмеренных тебе судьбой.Хоть в целом мире окна с этих пороткрой. Повсюду мрак. Ее не будет».Живем, то находя, то забываялуну, счастливый амулет ночей.Вглядись позорче. Каждый раз – последний.Примечания
Два собораПолагаю, что философия и теология суть две разновидности фантастической литературы. Две восхитительные разновидности. В самом деле, что такое сказки Шахерезады или история про человека-невидимку в сравнении с бесконечной материей, полной многообразных элементов, воззрений Баруха Спинозы и архетипов Платона? Я упоминал об этом в стихах из «Тайнописи»: «Без названия», во «Мчать или быть» и в «Беппо». Также припоминаю, что некоторые китайские философы задавались вопросом, существуют ли архетипы (ли) для кресла как такового или, скажем, для кресла из бамбука. Любознательный читатель может больше узнать об этом в «Краткой истории китайской философии» Фэн Юланя (Макмиллан, 1948).
НектоСтихотворение, как и почти все остальные, перенасыщено хаотическим перечислением. Об этой фигуре, столь удачно переполняющей стихи Уолта Уитмена, я могу лишь сказать, что она должна казаться хаосом и беспорядком, но внутренне представлять собой космос и порядок.
Андрес АрмоаЧитателю следует вообразить, что эта история происходит в Буэнос-Айресе в 1870-х годах.
Екк. 1: 9В упомянутом стихотворении некоторые усмотрели намек на круговое время пифагорейцев. Я же считаю, что такая концепция совершенно чужда иудейскому мышлению.
Некто третийЭта страница, посвященная тайным связям, объединяющим все создания мира, по сути своей равнозначна странице с названием «Китайская трость».