Епископ ответил ему суровым взором.
– Это плохо, когда с сомнения начинается, – сказал он гневно, – не хочу слышать такой речи! Что должно быть – то будет, то получится!
Святослав, ломая хлеб, смотрел на него.
– Много людей нас подвело, – ответил он вполголоса. – Болько оттащил от нас многих! О! Многих!
Епископ вспылил.
– Тех, что от своих отступили! Предателей! – крикнул он. – Всех под меч, не простим никого.
Он лихорадочно продолжал дальше:
– Обойдёмся без тех… Одни одержим победу… Наша сила и честное дело победят. Болько со своим Лешеком должны идти прочь… он не выступит против нас, а если отважится, раздавим его всмятку.
Святослав молчал.
– Много крови прольётся! – проговорил он задумчиво.
– Тем лчше, плохую кровь нужно пустить, чтобы тело выздоровело, – ответил Павел.
Они разговаривали, а князь Владислав расспрашивал Рацибора о силе, какую привели с собой, когда Жегота Топорчик, высланный ксендзем Павлом для получения информации, появился на пороге. Он вошёл так, как с коня слез, весь запылённый, уставший, с головой, облитой потом, с нахмуренным лицом.
Павел увидел его, поднялся немного, давая ему знак, чтобы приблизился к нему. Появление Жеготы всех привело в беспокойство, по его лицу читали, что принёс что-то нехорошее.
Прежде чем он имел время заговорить, епископ поспешно ему шепнул:
– Сердца не порть! Если у тебя что плохое, не говори!
Послушный Топорчик молча отступил назад. Изучали его со всех сторон глазами. Правда, он не говорил ничего, но мрачного лица не мог убрать.
В нём было что-то грозное.
Хоть наливали и приглашали выпить, хоть несколько силезцев ходило по столам, побуждая к веселью, вид этого посла отнимал его у всех. Поглядев на него, каждый остывал.
Ксендзу Павлу удалось нескольких немного расшевелить, начался более оживлённый разговор, а когда люди от мёда и вина чуть захмелели, епископ встал со своего места, пошёл сперва к князю, потом приблизлся к нескольким, тут и там нашёптывая что-то развязное. Наконец он кивнул Жеготе и невзначай вывел его в боковую каморку.
Он сам был неспокоен – его уход так разволновал других, они оглядывались на дверь.