– Иди же, князь, – крикнула она настойчиво, – у нас будет довольно времени на сладкие слова… когда станешь победителем, когда будешь тем, кем должен быть… иди.
Как будто эти слова его подтолкнули; опьянённый, размечтавшийся князь живо выбежал, крикнув своим придворным.
Вскоре раздался стук копыт; Фрида, смотрящая из окна, видела, как он спешно сел на коня и удалился в сторону леса.
Действительно, в Золоторые вновь командовал Кристин из Скрипова, но, хотя он поклялся брату жены, что не проспит ни одного часа, что будет начеку днём и ночью и за Золоторыю отвечает головой, вернувшись, он сперва потребовал выпивку, в котором жена ему отказала. От этого произошла семейная ссора; его поили водой, давая есть, что хотел; Кристин был в ярости. Жена стояла на страже.
Затем вечером дали знать, что рыбаки принесли ему подарок. Огромная щука вызывала удивление всех, но, помимо неё, под полами сермяг была скрыта бочка вина.
Кристин отвёл их к себе на разговор. Только тут оказалось, какие достойные люди были эти рыбаки. При виде бочки староста ожил. Напиток нужно было сразу отведать. Вино было из погреба крестоносцев в Торуни и, как заверил Сумак, старшина рыбаков, именно то, которое пил сам магистр с маршалом.
Налили кубки.
Жена узнала о них слишком поздно, хотела забрать бочку, но Кристин поставил её на место так грозно, что она была вынуждена уйти со слезами. Чтобы не была помехой весёлой минуте, плачущую бабу заперли.
Они сразу же приступили к пьянке, назло упрямой женщине.
Сумак и Трыш, два рыбака, выбранных для того, чтобы споить Кристина, славились крепкими головами, но и старосту лишь бы чем свалить было нельзя. Бочку допили, когда старый поединщик ещё был в сознании и держался на ногах. По данному знаку Трыш вскачь побежал за другой. Тем временем Сумак следил, чтобы первая была высушена до дна.
Староста, и родом, и связями большой пан, за кубком подпускал к себе самого бедного человека и так с ними уживался, как будто никогда не был с лучшими. Запросто развлекая его грубыми шутками, Сумак следил, чтобы на его один кубок староста выпивал два или три.
Поэтому, несмотря на то, что голова у него была крепкая, когда бочку опорожонили, в ней уже было не очень ясно, только настроение улучшалось.
Трыш, который поплыл за вином в Торунь, кроме того, какое хотел привезти для старосты, решил взять с собой бочку старого крепкого мёда для челяди, а староста для гарнизона также пива приказал выкатить из отбитого силой погреба.
Начальники замка пили в одной комнате, рыбаки со старостой – в другой, челядь – прямо во дворе, и как началась эта пьянка с вечера, ей не было конца. Кристин, когда захмелел, по обыкновению пьяниц, испытывал ненасытную жажду, лили в себя и в других без меры и конца.
Разогревшись вином, которое нравилось ему всё больше, он также раскрыл рот и молол то, что имел на сердце, и что лежало на нём камнем, постоянно повторял, что Судзивой ему не доверял и хотел выбросить из замка и отдать другому.
– Злые люди наговорили на меня, что я уже ни на что не способен, и даже этой дыры не смогу защитить. И от кого? От такого трутня, как этот Белый князь, который едва имеет горстку людей, слуг, бродяг, нищих! Вот, придёт, пусть придёт, пусть попробует, а я ему покажу, что может Кристин из Скрипова! Я им покажу.
Сумак и прибывший с новой бочкой Трыш очень хорошо ему поддакивали.
– Чего тут бояться? Кого? Этого негодяя, который ни денег, ни войска не имеет?
Староста угрожал.
– Я бы хотел, чтобы он напал на Золоторыю; я бы что-нибудь дал за это… я бы убил его, или, может, схватил. Про меня говорят, что я старый, недотёпа и – пью. А конечно, пью, когда есть что пить, потому что мне это жизнь даёт.