Отец Василий, проглотив рюмку водки, уже разрезал поросенка надвое. Положил на тарелку себе, своей соседке, налил еще по рюмке, поднялся и, пьяно покачиваясь, сказал:
— За нашего святого государя. За единую Русь с Галицией!
— За наших героев офицеров, за сереньких солдат, которые так любят свою Россию! — воскликнул сладенько директор и чокнулся рюмкой с матушкой.
— А я, я пью за наших сестер милосердия! — сказала матушка и тяжело шлепнулась в свое кресло.
— За сестер? — подмигнул лукаво городской голова и добавил: — А я пью просто за войну. Потому, потому, потому… — Он ударил себя по карману, раскрыл рот, как черное гнилое дупло, шепнул что-то хитро батюшке и опорожнил рюмку.
Если бы он был трезвым, такое сказать побоялся бы.
— Оно конечно, один раз на свете живешь!
Батюшка в ответ только довольно усмехнулся. Потом, взглянув сладенько на панночку, сказал:
— Вы видели мою дочь? Красавица. — Теперь все внимание гостей перешло на Маринцю. Она уже успела выйти из-за стола и сидела в стороне на маленькой табуретке. Давно уже хотела уйти, но матушка говорила, что сегодня надо быть с родителями.
Маринця никогда не думала, что паны пьют и могут быть пьяными. Кто угодно, но не пан-отец. И, глядя на его бороду, по которой текла слюна, смешанная с вином и водкой, Маринця чувствовала тошноту.
— Муся, иди-ка к папе на руки! Пусть гости посмотрят, какая у меня красивая дочка.
Пан-отец уже расставил руки и, покачиваясь на стуле, причмокивал Маринце, как малому дитяти:
— Ну, иди сюда, иди!..
— Ну что же ты? Стесняешься?.. Если папа зовет, надо идти. — Матушке не нравилось, что Маринця не проявляет дочерней нежности.
— Муся, Муся, стыдно не слушаться! Ну иди же! Ты посмотри, как тебя красиво одели, — говорила панна.
Маринця поднялась и подошла к батюшке, а гости опять взялись за вилки, ножи, за рюмки.
Батюшка схватил Маринцю, посадил к себе на колени и обнял. Чужая рука обвилась вокруг ее тела. Батюшка наклонился совсем близко к ее лицу, а из его рта, словно из гнилой ямы, дохнуло водкой, гнилыми зубами и табаком.
У Маринци от этого всего закружилась голова, стало тошно. Батюшка приложил рюмку к ее губам.
— Выпей!
— Пустите!
ebooksa