Аистов-цвет

22
18
20
22
24
26
28
30

Федорко, поздоровавшись со всеми, ответил:

— Я вам говорил, что ее звери разорвали. Тато вам врали, что она с Курилами.

— Врал! Врал! Так мое сердце и чуяло. — Проциха, заливаясь слезами, упала на колени Ганки, всхлипывала: «Свел нас, кума, муж с родных мест, свел своим разумом, дурью набитым, дурью да политикой.

Потом подняла голову и, сидя на камнях возле Ганки, говорила сквозь слезы:

— Ведь это же моей Маринци нет! — И опять припала головой к Ганке, громко рыдая.

Проць растерянный стоял молча возле них, повесив голову. На плач Процихи собирались люди.

— Разорвали звери нашу Маринцю. Где-то в лесах, — рассказывал Федорко, а у Иванка так было нехорошо на сердце, что казалось, оно вот-вот растает и совсем в груди ничего не останется.

Федорко, чувствуя себя хозяином, взял Иванка за руку:

— Пойдем, покажу тебе, где мы спим. Мы уже завтра уйдем отсюда. Тато нанялись к какому-то пану на работу. Во-он там! — и Федорко махнул куда-то рукой. — Там горы глиняные и есть заводы. Тато будут делать кирпич, а мы будем там жить. Мама сварит есть, а я буду носить для тата, — Федорко от новых перспектив так и горел радостью.

В это время во двор въехала черная карета с красным крестиком. От нее несло противным духом карболки. Иванко был удивлен, он еще никогда не видел такой черной кареты. Федорко равнодушно махнул рукой:

— Пойдем! — и Иванко пошел за ним.

По пути Федорко серьезно, выдавая себя за взрослого, говорил:

— Это приехали забирать в шпиталь слабых или кто помер. Страх как люди мрут. Так и валит их холера да тиф. Как мух. Дед Сметана померли, невестка померла, двое детей померло, а Павло Сметана, говорят, утопился в Днепре с горя. Может, и твоя мама умрет, потому как слабая она. Наверно, у нее холера или тиф.

Федорко многозначительно посмотрел вверх, а потом усмехнулся и спросил:

— Ты боишься мертвяков? А я уже не боюсь. Наша Василина ой как боится. Только скажи ей «мертвяк» — тут же разревется, как корова.

Федорко был очень доволен, что он может много нового рассказать Иванку. Но Иванко от его слов грустнел и испуганно смотрел на серые дома Киева и на глиняные горы, чувствуя, что город скрывает много страшных тайн.

— Входи в эту дверь, та забита! — И Федорко повел Иванка внутрь серого дома. За ними туда вошли Проць с узлом, Проциха, вбежали притихшие Петро и Гандзуня и вошла, качаясь, Ганка с Юлькой на руках.

— Пока поместитесь тут. Будет немножко тесновато, всякий люд сюда понабился, как комары. Завтра мы уходим, уступим вам наше место.

Проць подвинул свои пожитки, а на голые доски вскочили Петро и Гандзуня.

— Мы будем здесь спать?