Аистов-цвет

22
18
20
22
24
26
28
30

Оттуда им были видны трубы, могучие, как крепости, каменные дома и все северное крыло Киева. В синей мгле зажигались огни, и к Иванку снова вернулось то настроение, которое было у него, когда подъезжал к Киеву.

Федорко скатился с холма и ушел посмотреть, дома ли отец. Потом вернулся.

— Пришли, упали на солому и лежат. Очень крепко наработались. Теперь, наверно, уже спят, а мама стонут. А эта девчонка Василина никак не усидит около них. Я так ее посадил, что, наверно, и не встанет больше.

Из хаты доносился плач Василины.

— Я спички вытащил из кармана тато, — Федорко засмеялся. — И не почувствовали, как вытащил. Лежат, вымазанные в глине, как дерево. — Федорко задумался и добавил грустно: — Тяжко работают. Это тебе не картошку есть, а носить целый день кирпич.

Огни краснели, вечер темнел, и горы вдали поднимались, как привидения. Через двор проехала бричка, послышалось радостное ржание лошадей.

— Хозяин приехал. Возит панов. А кони! Ух!

Иванко хотел пойти и посмотреть, но Федорко посоветовал лучше не показываться.

Сидели, притихшие, на зеленом холму и подстерегали темень. Медленно всплывали звезды, они казались детям белыми лилиями.

Из выбоин и рвов ветер доносил лягушечьи песни, а шелест старой акации расплетал детские мечты.

— Иванко! — сказал Федорко. — Есть такие люди, у которых крылья. Они летят, летят и могут долететь даже до звезд.

Но Иванко ответил:

— К звездам нельзя приближаться. Там есть такие скалы, о которые можно разбиться. Так же, как на море. Только птицы могут долететь.

— И люди с крыльями тоже! — настаивал Федорко.

Дети говорили долго, их думы летели далеко, как могут летать только думы детей. Беседуя, они забыли и об основной своей цели. Громко залаяли собаки. По улице затарахтела фура. Свет в хозяйкиных окнах погас.

— Давай спички! — сказал Иванко. Мальчики спустились с холма, подошли к кучке веток.

В кустарнике что-то затрещало. Дети сели на земле и притихли.

— Жги, Иванко! То птицы ночные. Попрятались в кустах.

Иванко зажег бумагу. Красные языки вылезли из-под низу, и огонь начал лизать сухие ветки. Он быстро расцвел в высокое пламя. Федорко, подпрыгивая от радости, забыл про тишину, про ночь, бегал, кричал громко, собирал сухие ветки, а Иванко подкладывал и дул. Когда пламя разгорелось так, что стало чуть ли не вровень с хатой, из кустов выскочил Стефанко, крича во все горло:

— Хату палят!