Иванко будто даже легче стало, когда он все высказал.
— Маринця, хочешь винограду? На, ешь. Я маме нес, а она умерла.
Он протянул Маринце виноград, а она не брала его и словно ждала еще чего-то.
— А Даниляки уехали в Ростов. Твой тато тоже собирался туда и уехал бы, если бы не умер.
Маринця не плакала, не кричала и ничего больше не говорила. Стояла так, словно была уже не здесь, возле калитки Дома контрактов, где Иванко рассказал ей обо всем, что сталось, а где-то далеко, куда не каждому можно попасть.
Иванко взял ее руку, холодную, безвольную, и прошептал:
— Я тебе покажу, где здесь наше место. Будешь с нами.
Ему еще трудно было выговорить «со мной», и сам еще не верил, что он один, что все поумирали.
— Пойдем утром в морг. Еще сможешь увидеть своего тата… Я уже знаю, куда идти.
После этих слов Маринця словно сорвалась.
— Сейчас, сейчас пойдем, Иванко. Там тато, я увижу тато.
Она так говорила, словно могла застать отца в живых.
Но вокруг еще стояла ночь, и та звезда, что светилась вначале, тоже исчезла.
Из помещения вышел дед, возле которого в последнее время устроился Иванко.
— Идите-ка, ребятки, спать. Что это вы среди ночи здесь затеваете?..
— Деду, у нас все, все поумирали. И моя мама, и ее тато. Только мы с нею живые остались. А она нашлась и хочет сейчас идти в морг. Там тато ее еще лежат.
Дед перекрестился и взял детей за руки.
— Кто же тебя, моя сиротка, сейчас пустит туда. В трупарню ночью никто не ходит. А день настанет — иди, иди, моя деточка, к своему тато. Попрощайся с ним, легче ему будет в земле лежать. Что они думали, как умирали, что думали, когда оставляли малых детей?
Дед громко вздыхал, печалился, а Иванко и Маринця шли возле него притихшие, молчаливые, словно передали ему свое горе, чтобы выплакивал.
Он уложил их рядышком на полке. Закутывая ноги в тряпье, приговаривал:
ebooksa