В этот вечер, когда Карпо Рондюк возвращался с фабрики, навстречу ему выбежали младшие дети, а возле калитки поджидал Ленько.
— Тату, приехал Мирослав из Львова и привез какие-то важные газеты. Потому как теперь война, то там пишут, чтоб идти и отбирать у русского царя Украину. И Мирослав собирается идти. Гуменюковы и Степанюковы хлопцы уже ушли. Собирается и Сень Оленки Бойчихи. А Маргошин Янусь еще сегодня с утра ушел во Львов, там собираются все поляки, чтоб идти на бой за Польшу. А Мирослав хочет Украины и говорит: «Или добыть, или дома не быть». Мама сидят и от слов его плачут, а Текля и сама хочет идти.
А еще сегодня ехало на войну много войска и порасходились было по хатам, потому как собирались ночевать. А ихний капитан как свистнет! Труба затрубила, и все жолнеры повыбегали из хат, посадились на коней и уехали. Где-то, говорят, россияне наступают, как туча. А у нас во дворе, когда уезжали, оставили больного коня. Такой хороший, так блестит, только очень стонет и храпит, где-то у него болит в середине, а малая детвора сует ему в нос траву. Так вы подите, скажите им что-нибудь.
Все это Ленько выпалил, не давая отцу и рта открыть, и убежал за хату, крича:
— Отойдите от коня, дайте ему выспаться!
Карпо Рондюк минутку постоял, опираясь рукой о калитку, словно искал потерянную мысль, с которой собирался войти в хату. О Мирославе он знал: рано или поздно, а придется это услышать, и он ждал этого известия со страхом.
Теплый ветер шевелил кончики его усов и пропитывался табаком, которым насквозь пропах весь Рондюк. Тут из-за хаты выбежали дети и бросились к отцу, крича радостно:
— Тату, тату, у нас конь есть!
И когда Рондюк хотел, как обычно, улыбнуться детям, в груди у него что-то так сжалось, будто там вместо легких была сталь.
— Конь есть? Это хорошо, детки, что есть конь!
Он старался вложить тепло в свои слова, но дети почувствовали, что на душе у него, и притихли.
— Раз есть конь, нужен и возок. Только конь больной, говорил мне Ленько. А вот если выздоровеет и никто не заберет, надо будет достать возок. Будете смотреть за конем?
Но дети почувствовали в голосе отца фальшивое веселье и запускали глубоко корни своих глазенок в отцовские. А Мисько вспомнил:
— Тату, Мирослав собирается на войну.
— Собирается на войну?.. Ленько уже говорил мне об этом.
И он опять постарался улыбнуться, а дети еще пристальнее всматривались ему в глаза, а Геля сказала:
— Тату, вам жалко, что Мирослав едет? Да?
— Он может еще и не пойти. Тато может еще его и не пустить!
Но от этих слов Рондюку не стало веселее, ему страшно было войти в хату. В другое время, если бы он, вернувшись с работы, так долго стоял во дворе, вышла бы его жена Маланя, позвала бы есть, но на этот раз никто не выходил.
Клубились тучи, и вечерняя сырость мутью садилась на сердце, а оно выстукивало в груди: «Мирослав, Мирослав…»
ebooksa