Славный дождливый день

22
18
20
22
24
26
28
30

— Теперь ты бьешь себя в грудь… Надо было мне развестись сразу. И я, поверь, перевела на заявления не одну пачку бумаги. Но стоило только представить, какая польется грязь в суде… Впрочем, и это ничего не решает: разведена я или нет. Все равно, если ты журналист-женщина, найдут, каких на тебя навешать собак… Ну да что я разнюнилась. — Алина улыбнулась. — На моем месте радоваться надо. Я все-таки тебя нашла. А многие так и не находят. Так что я счастливейшая из женщин. Но сколько без тебя пропало напрасных лет! Как это несправедливо!

— Ты твердо уверена, что я — он самый, тот, которого ищут?

— Абсолютно! Ты единственный, и потому ошибка исключена. Поздно ты забеспокоился, Линяев, ты уже мой!

Линяев окончательно понял, что теперь, если все-таки наступит необходимость прощаться с жизнью, делать это ему будет значительно трудней, чем до знакомства с Алиной. Но он так же глубоко был уверен, что не жалеет об этом. Он тоже искал ее, Алину, и вот нашел. При всем при том он тоже счастливчик. И ему повезло, а другие ищут до сих пор.

Ему еще оставалось закончить кое-какие дела. Пока он бегал по студии, Алина терпеливо ждала. Потом они зашли в детсад к малышу.

— Правда, он похож только на меня? — уверенно спросила Алина, ероша волосы мальчика.

У малыша чужие синие глаза, чужой короткий нос и совершенно непохожий рот, большой, толстогубый и улыбчивый. Но Линяев, не колеблясь, подтвердил:

— Да, похож, и только на тебя.

Он не кривил душой. Это в самом деле могло быть так. При чем тут глаза, нос и уши, если существуют более тонкие черты похожести. Алина — мать, и не ей ли лучше знать, на кого из двоих похож малыш. Впрочем, она и не ждала другого ответа.

Малыш вскарабкался на плечи Линяева, мать, заметно волнуясь, следила за их лицами, готовая принять меры, если между ними, самыми дорогими, начнется разлад. Но они отлично обошлись без нее. Установили контакт без ее помощи. Шумели и хохотали в один голос. Линяев, конечно, продемонстрировал коронный номер с раздвигающейся шеей, а малыш пялил глазенки, будто видел впервые.

Когда начало темнеть, они отвели малыша к воспитателю и направились в городской парк. Парк был еще закрыт. Его пока готовили к сезону — копали, чистили и красили. Им долго пришлось искать лазейку в свежеокрашенной ограде. Лазейку нашли, но Алина все же задела рукой зеленую краску. Тогда они побежали по сырым аллеям в центр парка, где находился пруд. Алина черпала ладонью воду, терла краску носовым платком, Линяев устроившись рядом на камне, осматривал осиротевший пруд, покрытый прошлогодними листьями, небольшой голый островок с опустевшими будками для черных лебедей. Летом здесь ярко и пестро, будто на ярмарке. По воде шныряют лодки и хлопают плицами водяные велосипеды. А в густом кустарнике, на острове, истошно кричат диковинные павлины.

Алина прислонилась к серому гипсовому льву, похожему на Николая Второго, и дула на покрасневшие пальцы.

— Дай погрею.

— Уже тепло. Ну, побежали!

Она побежала к искусственной горке. Линяев пустился за ней, но бежать ему было трудно. Он замедлил шаг.

— Ну, что же ты? Лови! — крикнула она нетерпеливо и козой запрыгала вверх по ступенькам. На горку.

Ему стало неловко. Все-таки мужчина. Надо поднажать. Он опять побежал и, тяжело отдуваясь, забрался на верхнюю площадку. Алина посмотрела на него с тревогой. Он состроил уморительную гримасу, но сбившееся дыхание мешало.

— Извини меня. Я забыла.

Голос Алины задрожал. Она приникла к нему. Поцелуй ее был долгим. Линяеву уже не хватило воздуха. Он мягко отодвинул ее. Ему стало горько и смешно.

— Я дура. Я эгоистка, — сбивчиво забормотала Алина. — Я боюсь потерять тебя. Слышишь, не болей! Не оставляй меня, я только нашла тебя! Я просыпаюсь по ночам и со страхом думаю: может, тебя уже нет? Это ужасно!.. Господи, дура, что я говорю?