Круча

— Прыгай!

Слава богу, в окно бабушка не прыгнула!..

В зале стоял на треножнике человеческий скелет. Бабушка пугала им детей, а сама проходила мимо него, брезгливо отворачиваясь. Наперекор старушке, отец заставлял детей каждое утро здороваться со скелетом за руку.

Раз бабушка чуть не упала в обморок. Войдя в зал, она застала детей играющими в людоедов: разобрав скелет по косточкам, они их «обгладывали». Накануне мать читала им о приключениях Робинзона и Пятницы.

Бабушка всегда жаловалась на желудок, за обедом жеманничала и почти не ела. Но, вбежав как-то раз в столовую, Леночка застала картину: старушка стоит у раскрытого буфета на подножной скамеечке и ест кусок жареной курицы. Заметив внучку, она сказала, что вытирает с буфета пыль. Отец учил детей не ябедничать, так что о бабушкиных буфетных проказах никто больше не узнал…

…Почему-то у них зашла речь о личном счастье, о любви и влюбленности. Костя сказал:

— Любит тот, кто ради любимого человека может пожертвовать собой.

— Но как это узнать? — Елена иронически улыбнулась. — Пост фактум?

— Не обязательно. В себе можно разобраться, да и со стороны видать, способен человек поступиться своим интересом или нет. Я, например, знаю, что люблю Олю, хотя мне еще не приходилось рисковать ради нее жизнью. Влюбляются в надежде на свое собственное счастье, а любящий становится счастлив счастьем того, кого он полюбил.

«Как у него все просто и ясно, — подумала она и усомнилась: — В сердце ли у него так, или он только теоретизирует?» По какой-то ассоциации она спросила:

— Достоевского вы, наверно, недолюбливаете?

Пересветов усмехнулся и отвечал:

— Сандрик вон говорит: «Я сам и без того псих, зачем же мне еще Достоевского читать? Чтобы угодить на Канатчикову дачу?» Лет десять назад я романы Достоевского прочел залпом, а недавно «Братьев Карамазовых» раскрыл — не читается! Совесть, эгоизм, преступление, религия, долг — ведь все это для себя один раз на всю жизнь решаешь, в юности. И не собираешься перерешать.

— Но ведь те же проблемы у Толстого, а его вы перечитываете.

— Толстой прежде всего художник, у него люди на первом плане, и я могу думать о них совсем не то, что думал он, когда писал. Потом, он психологизирует идейную жизнь человека нормального, в котором часто находишь самого себя. А Достоевский любит коверкать людей в угоду своему замыслу. Почти везде у него нарочитый надрыв, надсадность. Психические выверты интересны психологу, криминалисту, педагогу, но эстетического наслаждения не дают… Конечно, в сочинениях старых классиков ни у кого не найдешь психологии идейно сложившегося большевика, — тут уж дело за нашими писателями. Пойдут они, очевидно, по пути Горького, не Достоевского. Человек будущего гармоничен и уж никак не псих…

3

Вечером с очередной линейки в числе новичков, к удивлению Кости и Сандрика, сошел Иван Яковлевич Афонин под руку с хрупкой по виду девушкой в белой косынке. Он озабоченно поддерживал ее и провел на крыльцо, даже не оглянувшись на встречающих. Девушка была коротко острижена, бледна, казалась перенесшей тяжелую болезнь, но живые глаза на изможденном лице оглядывали все вокруг с любопытством.

Лишь устроив свою попутчицу в женских комнатах, Иван Яковлевич вышел к друзьям.

Флёнушкин высказал предположение, что девушка, которую он привез, иностранка.

— Почти что так, — отвечал Афонин. — Риточка русская, но жила в Бессарабии, которая сейчас у румын.

— Где-то я ее видал, — говорил потом Косте Сандрик. — Стоп! Помнишь карточку на стене у Ивана Яковлевича?..