Лицо войны. Военная хроника 1936–1988

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что ж, – сказал майор, – если вы все-таки летите, пойдемте со мной. Первый вылет мой.

Мы поужинали в пять, к этому моменту уже стало темно. Американцы в Европе называют любое крупное здание «шато», и их столовая, по этой классификации, тоже находилась в «шато», то есть в большом, грязном, темном и холодном доме. Пилоты и радисты, уже одетые в летную форму, ели в просторной комнате, передавали друг другу тяжелые блюда с едва теплой невкусной едой через длинные столы, смеялись и кричали, ужиная второпях.

Капитан рядом со мной начал снова перечислять ужасы ночных полетов, пока майор не сказал:

– Она сейчас полетит с нами, так что оставьте ее в покое. Расскажите ей что-нибудь хорошее.

Капитан тут же переключился:

– В любом случае, будет красиво. Там наверху очень красиво, и ночь будет ясной.

Я передала майору миску с застывшим картофельным пюре и подумала, что нет мифа глупее, чем миф о красивой жизни летчиков. Возможно, всему виной фильмы о пилотах времен предыдущей войны: казалось, их герои всегда жили в настоящих шато, ели за изысканными столами, уставленными хрусталем и фарфором, попивали шампанское. Согласно мифу, летчики возвращаются домой с опасной работы, принимают горячую ванну, надевают идеально сшитую форму и коротают свободное время с весельем, смехом и пением. На самом деле они живут на этих передовых аэродромах, и жизнь эта похожа на ад, лишь немногим лучше, чем в окопах. Спят они в основном в палатках, здесь всегда холодно и нечего делать, кроме как летать, спать, есть и снова в ужасных условиях ждать вылета. Но они всегда с сожалением говорят о пехоте, которой действительно приходится «нелегко».

После ужина, во время которого все, кроме меня, как следует подкрепились, мы вернулись в штаб эскадрильи. Меня одели в летные брюки, ботинки и куртку, и я все больше чувствовала себя похожей на бездыханный сверток. Появился майор с кислородной маской, которую оказалось не так просто на меня нацепить.

– Дамских размеров, к сожалению, нет, – сказал он. – Вы можете дышать?

Кто-то сунул мне в руку перчатки, еще кто-то пытался пристегнуть на меня парашют. Я поняла, что в маске задыхаюсь, и покачала головой. Майор сказал:

– Ладно, сойдет. – Он положил в мой карман спасательный комплект, подвел к огромной непонятной карте и взял конец шнура, прикрепленного к карте там, где находилась наша база. Он описал шнуром неровный полукруг на восток и произнес:

– Мы будем патрулировать эту территорию. Если что-то случится, полетим на юго-запад.

Мы погрузились в джип: майор, радист, водитель и я. Поднимать собственное тело было тяжело, из-за веса парашюта все время тянуло сесть, когда надо было стоять. На таком холоде все кутались в одежду и чувствовали, как трясутся на ветру. Впереди мы разглядели гладкие четкие очертания черного самолета. Очень красивый, с двумя хвостами и длинными узкими крыльями, ночью он выглядел как совершенная смертоносная стрекоза. Название этих P-61 – «Черная вдова» – казалось абсолютно неподходящим для такого изящества. В джипе никто не разговаривал. Потом радист задумчиво сказал:

– Это худшая часть любой миссии.

А дальше мы были слишком заняты, чтобы сравнивать, что лучше или хуже.

Майор забрался в кабину и начал готовить самолет. Радисту было поручено дать мне необходимый инструктаж. Его указания прозвучали настолько безнадежно и безумно, что всерьез их воспринимать было невозможно. Стоя в темноте, радист сказал:

– Если что-то случится, поверните эту ручку.

Какую ручку? Где?

– Откроется люк. Потом поверните другую ручку справа – она под электричеством, но проблем не будет. Опустится лестница, и тогда все, что вам нужно сделать, – это вывалиться назад. Вы ведь знаете, где находится кольцо вашего парашюта, не так ли?

– Да, – грустно ответила я.