Её тёмные крылья

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мне жаль, – повторяет Бри, начиная всхлипывать, хотя ее глаза остаются сухими. – Кори, прости меня.

– Они просят прощения, когда приходит время платить, – говорю я голосом, который не похож на мой, но может им стать.

– Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, – умоляет она. – Кори, мне жаль. Мне правда жаль.

Затем Бри делает шаг назад, и я ощущаю, как ломаются стебли, словно внутри меня надрывается струна. Мои растения. Она с ужасом в глазах смотрит на меня, осознавая, что только что натворила, но увиденное на моем лице заставляет ее отпрянуть, втаптывая в землю еще больше моих цветов. Что-то внутри меня рычит, когда я чувствую, как они ломаются.

Кончики моих пальцев накаляются добела, и опустив на них взгляд, я замечаю когти, выступающие из кожи. Я прикусываю губу, чтобы не закричать, но мои новые зубы, длинные и заостренные, пронзают кожу, и я на кончике ощущаю вкус крови, горячей и соленой.

Я улыбаюсь.

Бри снова кричит и пытается убежать, но Тисифона перекрывает ей путь с одной стороны, а Алекто – с другой, не позволяя ей пройти.

В плечах разгорается боль, и по лопаткам расползается неприятное ощущение, словно что-то растягивается и разворачивается. В моей голове крутятся безумные мысли о том, будут ли это драконьи крылья, как в моей фантазии, и надеюсь, что да. Прямо сейчас мне кажется, что я могла бы выдохнуть на нее языки пламени. Прямо сейчас мне хочется этого больше всего на свете.

– Вот. – Мегера вкладывает мне что-то в руку, и я снова смотрю вниз, замечая плеть, усыпанную медными шипами.

Она идеально помещается в мою когтистую руку, и, как и сказал Гермес, они не испытывают реальной боли…

– Кори.

Голос раздается позади меня, как раскат грома, и мы все – все фурии – поворачиваемся туда, где стоит снова видимый Аид.

Его тени вьются по бокам, взмывая вверх и за спину подобно крыльям, но бог больше не одет в человеческую одежду, на нем длинное одеяние, демонстрирующее широкие мускулистые плечи и мощные руки. Глаза такие же черные, как у нас, в волосы вплетен венец из листьев кипариса, а в руках он держит двузубец. Бог возвышается над нами, а его кожа приобрела жемчужный блеск. Наконец, вот и он. Царь Загробного мира.

– Ты не можешь вмешиваться, Повелитель душ, – сообщает Мегера. – Это наша работа – вершить правосудие.

– Это не правосудие, а она не одна из вас, – кивает бог на меня.

– Неужели? Ты видишь ее глаза, ее руки? Видишь ее зубы? Посмотри на нее. Спроси ее, жаждет ли она справедливости. Откажешь ли ты ей, если она скажет «да»?

Аид переключает свое внимание на меня, и его ониксовые глаза обшаривают меня, пока я с гордостью сжимаю свою плеть, как он сжимает свой двузубец. Мы равны. Что-то блестит в его взгляде.

– Повелитель душ, если ты попытаешься отнять ее у нас, начнется война, – говорит Тисифона. – Мы заявили на нее права.

– Она не ваша, чтобы претендовать на нее.

– Хватит говорить обо мне так, словно меня здесь нет. – Мой голос громкий и звенящий, и краем глаза я замечаю, как Бри закрывает уши руками, вздрагивая всем телом. – Все вы.