Некоторые рассматривают «социальные сети» как зонтичный термин, включая в него и приложения-мессенджеры, такие как вотсап, – спорный подход, но для удобства он применяется в том числе и в этой книге. Тем не менее в рамках нашего исследования мы немного изменили терминологию и ввели в анкету дополнительный вопрос, чтобы понять, готовы ли пользователи платить немного больше за вотсап или другие мессенджеры по сравнению с фейсбуком или инстаграмом.
Это показалось нам логичным, поскольку вотсап чаще установлен на смартфонах, чем, например, инстаграм или фейсбук (см. главу 2).
Как я уже упоминал, нам также удалось установить, сколько евро в месяц участники согласны были заплатить за использование соответствующих приложений. В среднем на соцсети участники исследования были готовы тратить 2,22 евро. Для мессенджеров эта сумма оказалась чуть выше – 2,40 евро, что соответствует их большей распространенности. В целом, однако, разброс данных довольно велик, поэтому к цифрам следует относиться с осторожностью (в том числе из-за небольшой выборки). Для меня важно проговорить эти ограничения, но стоит отметить, что цифры, полученные в нашей работе, принципиально не отличаются от данных, которые мы получили в главе 3 в рамках анализа «эффекта обладания».
Когда мы подсчитали среднюю стоимость предполагаемой подписки в евро, результат оказался весьма обнадеживающим. Почему? Если посмотреть, сколько Facebook зарабатывает на одном пользователе за счет рекламы, то мы узнаем, что в 2019 году, например, эта сумма составила 29,25 долларов США[540], [541]. По курсу на 1 апреля 2020 года это соответствует 26,84 евро. Если разделить эту сумму на 12 месяцев, то получится 2,24 евро – практически точное совпадение со средними показателями нашего исследования! Таким образом, корпорация, возможно, заработала бы аналогичную сумму при использовании модели платной подписки, но, скорее всего, не согласилась бы на такой обмен, ведь в перспективе на данных можно будет заработать гораздо больше. И последнее: интересно, что по результатам нашего статистического анализа более доброжелательные люди готовы не только готовы платить за услуги соцсетей, но и постепенно увеличивать плату за каждый месяц подписки.
При всем моем энтузиазме в отношении альтернативной бизнес-модели я все же отмечу, что наше исследование – лишь проба пера в рамках изучения этих сложных, комплексных вопросов. В любом случае результаты нашего анализа необходимо проверить на большей и по возможности более репрезентативной выборке, чтобы выяснить, насколько обоснованны те выводы, которые можно с некоторой осторожностью сделать из нашей работы. Кроме того, данные показывают, что впереди еще большая работа, если мы хотим убедить людей в необходимости перехода к платной подписке. В рамках нашего опроса почти 50 % респондентов однозначно отказались платить за соцсети и их услуги.
В целом результаты нашего небольшого исследования, к сожалению, свидетельствуют, что на данный момент лишь немногие пользователи соцсетей готовы отдавать деньги за их услуги. Лишь 20 % согласились оплачивать такие сервисы, как фейсбук, в обмен на гарантию, что платформа станет более «здоровой» и перестанет вынуждать пользователей проводить как можно больше времени онлайн.
Рассмотрим другой вариант. А что, если позволить пользователям решать самостоятельно, чем они будут платить – деньгами или данными? В этом варианте никто не заставляет всех перечислять деньги корпорациям за соцсети, но по крайней мере появится выбор и желающие смогут защитить свои данные. На самом деле крупные СМИ в Германии совсем недавно перешли на такую гибридную модель. Если зайти на сайт
Во-первых, думаю, похвально уже то, что
Однако возможность выбора создает другую проблему: боюсь, это может привести к созданию в интернете классового общества с различными уровнями защиты данных и конфиденциальности. «Богатые» отныне смогут покупать неприкосновенность частной жизни, в то время как жизнь «бедных» будет прозрачной. Такая антиутопия приведет к расколу общества. Если индивидуальные различия по признаку финансового благосостояния будут начинаться уже на уровне защиты данных, мне очень интересно, как [с учетом этих различий] мы вообще будем строить справедливое общество в цифровую эпоху? Еще один важный момент: право на неприкосновенность частной жизни закреплено в Основном законе Германии и затрагивает «непубличную сферу, в которой человек реализует свое право на свободное развитие личности без внешних воздействий»[544]. Как можно осуществлять право на «свободное развитие личности без внешних воздействий», если буквально каждый мой шаг можно отследить при помощи цифровых технологий? Именно поэтому я считаю, что необходимо создать максимально унифицированную модель оплаты цифровых сервисов для всех граждан. Возможно, это будет означать, что пользователи, которые могут себе это позволить, будут платить за онлайн-сервисы, в то время как пользователи с более низким доходом будут платить меньше или вообще пользоваться этими сервисами бесплатно. В любом случае необходимо следовать принципу защиты цифровых следов всех граждан без исключения.
Недавно во время просмотра по телевизору политического ток-шоу Hart aber fair[545] ко мне пришла другая мысль. Как наверняка знают многие читатели, зрители могут участвовать в программе вместе с ведущим Франком Пласбергом, оставляя комментарии к выступлениям гостей в социальных сетях. Каждый раз, когда я смотрю эту программу, меня раздражает, что канал общественного немецкого телевидения таким образом рекламирует американские технологические компании, манипулирующие нами и отслеживающие наши данные. Часть нашего общественного пространства находится в руках американских корпораций (и правительства США). Абсурдно, что такая телепрограмма, которая идет на федеральном канале и оплачивается из наших налогов, вообще продвигает американские платформы. Для меня это дикость.
Кстати, тут у меня возникает еще одно предложение, которое, наверное, может показаться наивным: почему бы не использовать часть огромных телевизионных сборов для создания общественной социальной сети, где данные пользователей будут надежно защищены в соответствии с Основным законом и найдется место для дискуссии в рамках демократического общества? Только такую платформу – финансируемую из государственного бюджета – следовало бы рекламировать на федеральных телеканалах.
Как еще можно решить проблемы, обусловленные существующей бизнес-моделью данных? Одна из ключевых идей, с завидной регулярностью упоминаемых в СМИ, – регулирование. Но тут возникает вопрос: что именно регулировать и как? В некоторых сферах даже сам Марк Цукерберг поддерживает регулирование своей платформы. На Конференции по безопасности в Мюнхене в 2019 году он заявил, что правительства стран мира должны содействовать очищению фейсбука от «вредоносного онлайн-контента»[546]. Он выразил сожаление о том, что Facebook Inc. зачастую приходится принимать очень непростые решения. Например, компании приходится определять, какой контент, размещенный на платформе, выходит за рамки свободы слова. Может, компания просто хочет снять с себя ответственность и передать регулирование контента в руки законодательной и исполнительной власти? А теперь подумаем, во что обойдется государству, а значит, налогоплательщикам необходимый контроль за частной компанией, зарабатывающей миллиарды на бизнесе, если его придется осуществлять только госорганам. В одной Meta вопросами безопасности занимаются 35 000 сотрудников[547]. По данным компании, при помощи искусственного интеллекта им удается ежедневно удалять около миллиона фальшивых аккаунтов[548].
С другой стороны, частные компании, владеющие социальными сетями, должны тесно сотрудничать с госорганами, чтобы у общества была возможность следить, насколько компании исполняют взятые на себя обязательства (например, по борьбе с разжиганием ненависти и дезинформацией). Однако из всего сказанного становится очевидно, что осуществлять сбалансированный контроль в социальных сетях будет непросто, какой бы ни была соцсеть – частной или общественной. К тому же это предполагает расходы, которые в конечном итоге лягут на наши плечи.
Помимо этого, есть несколько других проблемных областей, которые, как мне кажется, должны стать объектом регулирования, и мы уже говорили о них в этой книге. Я описал, как современная бизнес-модель данных лишает граждан какой-либо конфиденциальности и как пагубно это может отразиться на политических процессах; как платформы специально разрабатывают таким образом, чтобы пользователи проводили больше времени в сети. Именно эти вопросы и нуждаются в регулировании. На мой взгляд, лучшим вариантом защиты пользователей от вышеупомянутых рисков был бы полный отказ от бизнес-модели данных. Однако это будет трудно реализовать в том числе и потому, что многие попросту еще не готовы к таким радикальным переменам. Как еще можно было бы улучшить ситуацию?
25 мая 2018 года в Европейском союзе вступил в силу Общий регламент защиты персональных данных (GDPR), призванный усилить защиту персональной информации. По сути, речь идет о защите права на самоопределение, то есть права каждого человека решать, кому и для чего он предоставляет свои данные.
В Регламенте также закреплен принцип минимизации данных. Следует принять меры, чтобы «прежде всего обеспечить соблюдение принципов защиты персональных данных технически
Безусловно, кардинальная ошибка в случае Facebook Inc. была допущена годами ранее, когда никто не предотвратил поглощение этой компанией Instagram (и WhatsApp незадолго до него)[551]. В результате компания, позже переименованная в Meta, стала практически неуязвимой в силу своих колоссальных масштабов. Теперь три основные платформы социальных сетей и множество сторонних веб-сайтов собирают огромное количество данных, которые агрегируют приложения, чтобы понять, как мыслит пользователь. К счастью, в последнее время Федеральный суд несколько раз вмешивался в ситуацию, чтобы по крайней мере усложнить работу компании[552]. То же касается и нового постановления Европейского суда, которое регулирует обмен данными между Европой и США (и, таким образом, создает новые проблемы для Meta)[553]. В начале этой книги я также упомянул об антимонопольном разбирательстве, с которым столкнулась Meta. В будущем мы увидим, будет ли новый Закон о цифровых рынках способствовать развитию конкуренции в секторе социальных сетей в Европе[554]. Кроме того, препятствовать экспансии технологических корпораций также призвана 10 поправка к Закону против ограничения конкуренции[555].
В целом мне кажется, что принцип минимизации данных стоит больше учитывать при разработке онлайн-платформ. Общий регламент защиты персональных данных, с моей точки зрения, сформулирован весьма слабо, поскольку в нем представлены лишь «возможные» меры по обеспечению минимизации данных. Возможно, настало время ввести обязательные требования, поскольку крупные технологические корпорации явно не собираются что-то менять добровольно.
Для лучшего понимания давайте посмотрим, как работает принцип минимизации данных, на примере из моей сферы научных интересов. Все началось с исследования 2015 года, где была предпринята попытка воспроизвести результаты 100 экспериментов по психологии, опубликованных в трех ведущих журналах в 2008 году. Результаты вышли весьма пугающими: лишь около трети экспериментов (в зависимости от статистического подхода) показали те же данные, что и семь лет назад[556]. Есть множество причин, почему психологические эксперименты можно воспроизвести лишь в ограниченной степени; не стоит недооценивать сложность человеческой натуры и множественность факторов, влияющих на поведение и психику. Тем не менее после публикации исследования стало ясно, что «как раньше» уже не будет и слепо опираться на данные научных экспериментов неразумно – необходимо их проверять. Так родилось движение «Открытая наука». С тех пор перед началом исследования ученых все чаще просят объяснить на платформе с соответствующим названием Open Science Framework (
А теперь представьте, какие проблемы могут возникнуть у участников исследований, если собранная нами информация вдруг окажется не в тех руках. Именно поэтому мы следим за тем, чтобы массивы данных не содержали никакой информации о настоящем имени человека, сведений о месте его проживания и т. п. В противном случае участника исследования, который предоставил свои данные, можно было бы с легкостью идентифицировать. Однако верно и то, что с каждой дополнительной переменной человека все проще найти. Например, если я знаю об объекте исследования лишь возраст (18 лет) и пол (женский), данные человека неплохо защищены: на основании этих сведений никаких выводов не сделать. Однако если я знаю, что участнице эксперимента 18, она имеет диплом о среднем образовании и живет в Кёльне-Браунсфельде, круг возможных лиц, для кого верна эта информация, уже существенно сузился. По этой причине в научном сообществе все активнее ведется совершенно легитимная дискуссия о защите прав испытуемого (испытуемых) и максимальной прозрачности научного процесса[557]. Сейчас, когда в открытом доступе оказываются даже такие биологические данные, как снимки МРТ или генетическая информация, это приобретает особую важность, поскольку человека достаточно легко идентифицировать по данным такого рода[558].