Дневник провинциальной дамы

22
18
20
22
24
26
28
30

Еще оказывается, что она знает Памелу Прингл, так как позже замечает Биллу, мол, Памела Прингл – моя закадычная подруга, и добавляет: «Представляешь?!» Звучит обидно, какой бы смысл она в это ни вкладывала.

За этим следует бридж. Я играю с сэром Уильямом, причем хорошо, но, поскольку Роберт сильно проигрывает, наша казна не пополняется, и вечер подходит к завершению.

Пока Роберт заводит автомобиль, у нас с Биллом происходит краткий разговор в холле. Он говорит, что Севенокс как раз по пути в Лондон (вовсе нет) и чтобы мы обязательно заезжали к ним по дороге (своим ходом в Лондон мы никогда не ездим) и погостили у них несколько дней. Говорю, что с удовольствием, и Билл отвечает, Значит Договорились, хотя мы оба очень хорошо знаем, что нет. Тут снова приходит Роберт, и все прощаются.

Ощущения от вечера очень смешанные, и почти вся обратная дорога проходит в молчании.

1 мая. Спрашиваю Роберта, можно ли назвать леди Блеймингтон привлекательной, и он отвечает, ну, не то чтобы привлекательной. А какой? Ну, скорее яркой. И добавляет, что съест свою шляпу, если у Блеймингтонов хоть на пенни меньше двадцати тысяч годового дохода, вон и старик Фробишер говорит, что в Кенте у них не дом, а картинка. Спрашиваю, как ему Билл, и Роберт отвечает, что нормально. Напоследок интересуюсь, как я выглядела и не слишком ли сильно минувшие восемнадцать лет сказываются на внешности человека.

Роберт дальновидно игнорирует последнюю часть вопроса, а на первую, поразмыслив, отвечает, что я выглядела в точности как и всегда, но ему не очень нравится это зеленое платье. Неблагоразумно прошу пояснить. Роберту вопрос явно не нравится, но в конце концов он признается, что, по его мнению, в нем я выгляжу Безвкусно.

До глубины души поражена этим эпитетом и периодически вспоминаю его весь оставшийся день.

Дела в основном связаны с одеждой для школы, огромное количество которой требуется обоим детям: Робину из-за школьных требований, а Вики – потому что она стремительно из всего выросла. Все это катастрофическим образом сказывается на финансах. С чердака приносим чемодан Робина, а чемодан Вики извлекаем из-под кровати. Необычайно огромный и тяжелый чемодан Касабьянки застревает на чердачной лестнице, и Касабьянке приходится прибегнуть к помощи садовника.

(Загадочный вопрос: Почему Касабьянка не может, как все остальные, путешествовать с чемоданом нормальных размеров? У него там что, труп? Или другие компрометирующие улики, с которыми нельзя расставаться? Ответ мы, скорее всего, никогда не узнаем.)

Со второй почтой приходит нежданное и совершенно удивительное письмо. Мадемуазель пишет, что она в Англии и ждет не дождется, когда снова сможет нас обнять. Можно ей одним глазком взглянуть на Вики, сe petite ange[332], и Робина, ce gentil gosse[333], до их отъезда в школу? Ради этого она готова courir nu-pieds[334] из Эссекса в Девоншир. Немедленно отправляю телеграмму с приглашением погостить у нас два дня. Борюсь с желанием добавить, что предлагаемый марафон босиком совершенно излишен, но, во-первых, это никак не втиснуть в двенадцать слов, во-вторых, французская реакция на шутку может оказаться в некотором роде непредсказуемой. Дети воспринимают известие о грядущем визите Мадемуазель именно так, как я ожидала. Робин говорит: «А-а…» – и продолжает одним пальцем разучивать на пианино «Тело Джона Брауна лежит в земле сырой»[335], чем он занимается ежедневно все каникулы, а Вики невозмутимо сосет богомерзкого вида фиолетовый леденец, который, по ее утверждению, дала ей Кухарка.

(NB. Тактично, но решительно поговорить с Кухаркой. Беседу продумать заранее.)

3 мая. Мадемуазель прибывает более ранним поездом, чем ожидалось, и во время обеда такси выгружает ее у дверей вместе с плетеной корзиной, перевязанной веревкой, маленьким чемоданчиком, кожаной шляпной коробкой, клетчатым дорожным пледом, бумажным свертком и двумя дамскими сумочками.

Выбегаем на улицу (все, кроме Хелен Уиллс – впоследствии выяснится, что она за это время съела масло с тарелки на буфете). Встреча вызывает всеобщее волнение. Про детей Мадемуазель раз тридцать пять повторяет: «Ah, mais ce qui’ils ont grandis!»[336], а мне говорит, что я bonne mine[337] и мне никак не дашь больше двадцати, что явный абсурд. В ответ на рукопожатие Роберта Мадемуазель восклицает: «Ah! Quelle bonne poignée de main anglaise!»[338] Знакомство с Касабьянкой вызывает меньше энтузиазма: оба просто кивают издалека друг другу. Предлагаю всем пройти в столовую.

Обед продолжается – специально к приезду Мадемуазель заказана жареная баранина с мятным соусом. К счастью, это блюдо по-прежнему выглядит прилично, чего не было бы ни с пастушьим пирогом, ни с ирландским рагу. Происходит обмен новостями. Мадемуазель предложили место в семье доктора в les environs de Londres[339] (наверняка в Патни)[340], но она выговорила себе два дня, специально чтобы съездить к нам в гости.

Я говорю, что очень рада, а Мадемуазель снова повторяет, что дети очень выросли, воздевает руки к небу и качает головой.

Роберт предлагает Робину и Вики пойти с апельсинами в сад, и они уходят в сопровождении Касабьянки.

Мадемуазель тут же спрашивает: «Qu’est-ce que c’est que ce petit jeune homme?»[341], причем достаточно громко, чтобы ее слышали в прихожей, где Вики с Касабьянкой пререкаются насчет калош. Укоризненно тихим голосом поясняю, каково положение Касабьянки в нашем доме, хотя Мадемуазель это и так хорошо знает. Она пренебрежительно бросает: «Tiens, c’est drôle»[342]. Говорить это, да еще таким тоном было совсем не обязательно. Этот диалог заставляет меня серьезно усомниться, что последующие сорок восемь часов пройдут спокойно.

Мадемуазель идет разбирать вещи, и Вики вызывается ее сопровождать. Хотелось бы думать, что ею движет искренняя привязанность, но очень сомневаюсь. Касабьянка ходит с Робином взад-вперед по лужайке и за что-то ему выговаривает (возможно, за дело), и все же я с некоторым возмущением замираю у входной двери. Мимо проходит Роберт с садовой тачкой и удивленно на меня смотрит. Спохватываюсь, что должна (а) написать письма, (б) позвонить в булочную, потому что нам не привезли хлеба, (в) продолжить разбираться со школьной одеждой, (г) пришить к вещам Вики ярлычки с инициалами, (д) отправить шторы из детской в чистку.

В голову приходит забавная и бесполезная мысль, что в каком-нибудь романе наша недавняя встреча с Биллом имела бы продолжение и привела бы к драматической по накалу сцене, заканчивающейся либо жертвенным самоотречением, либо (если роман современный) переходом всех допустимых границ.

Однако реальная жизнь совсем не похожа на книжную, так что мне остается лишь поспешить в дом и заняться делами.