Впрочем, и в области симптоматических действий[186] психоаналитическому наблюдению приходится уступить приоритет художникам. Оно может только повторить то, что те уже давно говорили. Господин В. Штрос обратил мое внимание на следующее место в известном юмористическом романе Лоренса Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» (часть VI, глава V):
«…и я нисколько не удивляюсь тому, что Григорий Назианзин, наблюдая порывистые и угловатые движения Юлиана, предсказал, что он однажды станет отступником, – или тому, что святой Амвросий спровадил своего писца по причине непристойного движения его головы, качавшейся взад и вперед, словно цеп, – или тому, что Демокрит сразу узнал в Протагоре ученого, когда увидел, как тот, связывая охапку хвороста, засовывает мелкие сучья внутрь.
– Есть тысяча незаметных отверстий, – продолжал отец, – позволяющих зоркому глазу сразу проникнуть в человеческую душу; и я утверждаю, – прибавил он, – что стоит только умному человеку положить шляпу, войдя в комнату, – или взять ее, уходя, – и он непременно проявит себя чем-нибудь таким, что его выдаст» (перев. А. Франковского).
Вот еще одно небольшое собрание разнообразных симптоматических действий здоровых людей и невротиков.
Один коллега постарше, не любивший проигрывать в карты, как-то вечером, не сетуя, но в каком-то особенно оцепенелом состоянии, выплатил довольно крупную сумму проигрыша. После его ухода было обнаружено, что на своем обычном месте он оставил почти все, что носил при себе, – очки, портсигар и носовой платок. Это требует, видимо, перевода: «Ну вы разбойники, лихо же вы меня ограбили!»
Один мужчина, время от времени страдавший импотенцией, что имело корни в особой глубине его детских отношений с матерью, рассказывает, что он привык украшать свои рукописи и отдельные записи буквой «S», начальной буквой имени матушки, что не переносит, чтобы письма из дома соприкасались на его письменном столе с другими, приносящими несчастье посланиями, и поэтому вынужден хранить первые отдельно.
Одна молодая особа неожиданно открывает дверь моей приемной, где находилась ее предшественница. Она оправдывается своей «безголовостью». Скоро, однако, выясняется, что такое же любопытство она проявляла и тогда, когда оно побуждало ее проникать в спальню родителей.
Девицы, гордящиеся своими красивыми волосами, умеют так ловко обращаться с гребнем и шпильками, что волосы у них рассыпаются как бы специально во время разговора.
У некоторых мужчин в ходе обследования (в лежачем положении) из карманов брюк высыпаются мелкие деньги; тем самым они как бы выплачивают гонорар за час лечения в соответствии с тем, как его оценивают.
Тот, кто забывал у врача принесенные с собой предметы вроде пенсне, перчаток, сумочек, этим как бы намекает, что не желает уходить и с удовольствием хотел бы поскорее вернуться. Э. Джонс говорит: «В общем-то, можно оценивать успех практикующего врача-психотерапевта, к примеру, по коллекции зонтиков, платочков, кошельков и так далее, которую он способен собрать за месяц».
Весьма незначительные, привычные и совершаемые с минимальным вниманием отправления вроде завода часов, перед тем как лечь спать, погашения светильника перед уходом из комнаты и т. д. временами подвержены нарушениям, явно свидетельствующим о влиянии бессознательных комплексов на якобы очень прочные «привычки». Мэдер рассказывает в журнале «Coenobium» о больничном враче, решившем однажды вечером из-за какого-то важного дела выйти в город, хотя у него были обязанности, не позволявшие ему покидать больницу. Возвращаясь, он с изумлением увидел свет в своем кабинете. Он забыл, чего раньше с ним никогда не случалось, погасить перед уходом свет. Однако вскоре он стал размышлять над мотивами этой забывчивости и пришел к такому выводу: во всяком случае, живущий в том же доме директор больницы, увидев свет в кабинете своего подчиненного, наверняка решил бы, что тот на месте.
Один чрезмерно обремененный заботами и порой впадающий в дурное настроение мужчина заверял меня, будто регулярно утром находит, что часы остановились, если накануне вечером жизнь показалась ему слишком суровой и мрачной. То есть посредством бездействия (часы оставались незаведенными) он символически демонстрирует, что его ничто не обязывает прожить следующий день.
Другой[187], лично незнакомый мне человек пишет: «Мне, страдающему от серьезных ударов судьбы, жизнь представляется настолько жестокой и безрадостной, что я и не мечтаю найти достаточно сил, чтобы прожить следующий день. А тут я заметил, что почти каждодневно забываю завести часы, чего раньше никогда не упускал из виду и перед отходом ко сну непременно заводил их почти механически, неосознанно. Вспоминаю я об этом только изредка, когда на следующий день у меня намечены какие-то важные дела или мой интерес к ним особенно велик. Следует ли считать это симптоматическим действием? Я для себя не смог это решить».
Кто, подобно Юнгу («Über die Psychologie der Dementia praecox», 1907, S. 62) или Мэдеру (Une voie nouvelle en psychologie // Freud et son école, Lugano, 1909), собирается обратить внимание на мелодии, которые, не задумываясь над этим, а часто даже не замечая этого, люди напевают про себя, тот, видимо, непременно сумеет выяснить связь ее текста с занимающей человека проблемой.
Да и более тонкая детерминация[188] выражения мысли в виде высказывания в письменном виде заслуживает детального внимания. Ведь, в общем-то, принято считать, что существует выбор, в какие слова следует облечь свои мысли или с помощью какого образа их приукрасить. Более тщательное наблюдение свидетельствует, что результат выбора определяют другие соображения и что в форме выражения просматривается более глубокий, зачастую непреднамеренный смысл. Одни образные выражения и обороты речи, которыми предпочитает пользоваться какой-то человек, не безразличный к размышлениям, зависят от его же способа мышления. Другие же часто намекают на проблему, которая в данный момент находится на заднем плане, но целиком завладела говорящим. Некогда в теоретических беседах я слышал время от времени фразу: «Если что-нибудь внезапно придет в голову», но в одном случае я знал, что говорившему совсем недавно пришло известие, что у его сына военная фуражка, которую он носил задом наперед, была прострелена русской пулей.
X
Заблуждения
Заблуждения памяти отличаются от забывания с неверным припоминанием только одним признаком: заблуждение (ошибочное припоминание) не признается таковым, а воспринимается с доверием. Однако использование этого слова зависит, видимо, и еще от одного условия. Мы говорим «заблуждается» вместо «ошибочно вспоминает» тогда, когда в требующем воспроизведения психическом материале нужно подчеркнуть его особую связь с объективной реальностью. В первом же случае необходимо вспомнить что-то иное, чем факт собственной психической жизни, скорее всего доступное подтверждению или опровержению с помощью воспоминаний других людей. В этом случае противоположность ошибкам памяти составляет неведение.
В моей книге «Толкование сновидений» (1900) я повинен в искажениях исторического и вообще фактического материала, на которые с изумлением обратил внимание после появления книги. При более тщательной их проверке я обнаружил, что они берут начало не в моем незнании, а управляются заблуждениями памяти, поддающимися объяснению с помощью анализа.
1) На с. 266 (первое издание) местом рождения Шиллера я назвал город