Жизнь за океаном

– Приложите орудие вашей должности к разным сторонам камня и дайте отчет.

Пристав приложил к камню измерительный инструмент и отвечал: «Наидостопокланяемый, я нахожу камень отвесным. Рабочие исполнили свой долг».

Затем достопокланяемый подошел к камню, брызнул на него цементом и, ударив трижды жезлом, торжественно проговорил: «Я, Джисс Б. Антоний, великий мастер масонов штата Нью-Йорка, объявляю камень отвесным, ровным и квадратным, хорошо обтесанным, верно, правильно и как следует положенным. Пусть представлены теперь будут элементы посвящения». Тогда выступил наместник великого мастера, посыпал камень хлебными зернами и произнес: «Я сыплю эти зерна как эмблему полноты и довольства. Да низольются щедрые благословения неба на нас и на все подобные патриотические и благотворительные предприятия, и вдохновят сердца народа добродетелью, мудростью и благодарностью». После него подошел к камню старший великий пристав и, поливая камень вином, говорил: «Я лью это вино как эмблему веселья и радости. Да благословит Великий Правитель вселенной благоденствием наше национальное, штатное (окружное нью-йоркское) и городское правительство, сохранит союз штатов, и да будет он союзом дружества и братской любви, которая будет продолжаться во все времена». Затем к камню приблизился младший великий пристав и, поливая камень маслом, говорит: «Я лью этот елей как эмблему мира. Да пребудут благословения его постоянно с нами и пусть Великий Начальник неба и земли покрывает и защищает вдов и сирот и охраняет от испытаний и превратностей мира сего, и так да ниспошлет милость свою на угнетенных, труждающихся и скорбящих, дабы они не скорбели более и не труждались». Наконец, достопокланяемый великий мастер, став пред лицом всех, вознес следующее моление: «Да благословит всещедрый Создатель природы жителей сего города обилием вещей –необходимых, полезных и комфортабельных для жизни, да помогает в водружении этого основания и в окончании этого предприятия, да защитит рабочих от всякого несчастного случая, надолго сохранит этот образчик труда восточных рабочих от разрушения и да дарует нам всем обилие зерен питания, вина освежения и масла радости. Аминь».

При всех этих церемониях мертвая тишина царила кругом, тысячи масонских лиц как бы окаменели в благоговейной настроенности, и только одно солнце улыбалось на небе и легкий ветерок шаловливо играл с перьями и лентами масонских мундиров.

Достопокланяемый затем воздал должную честь великому архитектору за удачное заложение фундамента; после него выступили великий маршал великой ложи и во имя великого мастера масонов нью-йоркского штата окончательно провозгласил, что краеугольный камень египетского обелиска, известного под именем иглы Клеопатры, должным образом положен. Такое провозглашение он сделал на все четыре страны света – юг и север, восток и запад, и на каждое провозглашение та сторона четырехугольника, образуемого масонскими колоннами, по направлению к которой направлялось провозглашение, по три раза хлопала ладонями. В знак окончательного утверждения дела. В заключение всего достопокланяемый великий мастер обратился к масонам с длинною речью, в которой рассматривал значение Египта в истории человечества, причем выказал массу знаний – литературных, научных, археологических, строительных, астрономических, и доказывал что все современные науки имеют свою колыбель на берегах Нила. Там же, по его мнению, имеет свою колыбель и масонство, хотя то масонство, конечно, много отличалось от современного, в которое привзошло много новых элементов, выработанных новейшей цивилизацией. Начертав историю обелиска, достопокланяемый заключил: «Древний каменщик созидал не для одного века, а для вечности. Так, братья, должно быть и с нами. Давайте же трудиться верно в настоящем, ожидая награды, обещанной тому, кто исполняет весь свой долг, и прошедшее, настоящее и будущее всякого и каждого удостоит его приветствием: хорошо сделал, добрый и верный раб»! Масоны восторженными кликами одобряли речь, а великий капеллан вознес благодарственную молитву ко Всемогущему за этот славный день, который навеки связал Египет, землю прошедшего, с Америкой, землей будущего, и просил, чтобы союз штатов существовал во веки. «Аминь, да будет так»! – грянули десять тысяч голосов, и эхо нисколько раз повторило масонский клик в гротах парка. Раздалась команда, масонские колонны заколыхались, разбились на отряды и под звуки марша двинулись в обратный путь. А солнце уже скрылось за береговыми высотами Гудсона, и масонам улыбались только яркие звезды, блиставшие на тёмно-голубом небе.

Масонское общество чрезвычайно обширно и многочисленно в Америке. Отдельные ложи его раскинуты по всем Соединенным Штатам. Членов своих оно считает сотнями тысяч и в одном нью-йоркском штате их числится более 100.000. Оно ведет усиленную пропаганду и при всяком удобном случае заявляет о себе громкими и блестящими демонстрациями. Три раза в году обыкновенно бывает генеральный совет масонов в каком-нибудь из главнейших городов страны и каждый раз такое событие ознаменовывается торжественными парадами. Погребение всякого масона совершается с генеральскими почестями, с музыкой и парадным шествием рыцарей. Как общество, масонский орден пользуется большим общественным уважением, и без преувеличения можно сказать, что к нему принадлежат все высшие, богатые и образованные классы американского общества. По своей сущности масонский орден есть религиозно-благотворительное общество, без всякой политической примеси. По крайней мере с политической стороны он нисколько не заявляет о себе даже во время президентских выборов, когда политические страсти всего народа бывают распалены до невозможности. Благотворительность его, впрочем, ограничивается только своими собственными членами, и с этой стороны каждый член масонского братства может считать себя обеспеченным от нужды и бедствий, где бы он ни находился. Каждый масон имеет значок, который только стоит ему показать в масонской ложе, чтобы его призрели в болезни, дали денег в нужде, защитили на суде и т. д.

В религиозном отношении касательно масонского общества существуют неясные представления. Несомненно, однако же то, что к нему принадлежат весьма многие пасторы американских церквей, считающие, очевидно, совместимым свое представительство в христианской церкви с членством масонского общества. Есть однако же и противники такого порядка вещей. В этом отношении небезынтересны рассуждения, происходившие на одном заседании генерального синода реформатских церквей. От некоторых общин было прислано в синод заявление с выражением решительного отвержения всяких связывающих себя клятвою обществ как антиреспубликанских, противохристианских и противореформатских. «Мы, священники и старшины, – говорилось в заявлении, – не позволяем масонам быть членами в наших церквах. Мы запрещаем им участвовать с нами в совершении таинства евхаристии. Но когда мы присутствуем на частных или общих синодах, нам приходится иногда слушать проповедь и принимать причастие из рук их, кого мы отлучаем, что поставляет нас в неловкое положение и оскорбляет нашу совесть». Из этого заявления видно, что, между тем как одни реформаторские священники отлучают масонов от церкви, другие состоят членами масонского общества. Когда вопрос предложен был на обсуждение синода, то тут высказалась та же разность во взглядах на масонство. Так, достопочтенный Винтер напал на масонство с жестокой критикой. Он изобразил «унизительные церемонии при поступлении в ложи» и доказывал, что эти церемонии противохристианские, так как они учат, что брат масон, прошедший масонскую школу, живущий для масонства и получающий масонское новое рождение, – тем самым обеспечивает за собою право на царство небесное. Затем он говорил о клятвах разных степеней и доказывал, что в них масоны клянутся защищать убийц и преступников от закона, если таковым окажется брат масон. Ни один масон, по его мнению, не может быть верным самому себе, своему семейству, своей церкви или своему Богу. Для человека-де невозможно быть в одно и тоже время добрым масоном и добрым христианином. Ему отвечал «божественный доктор» Портер в не менее жестоких выражениях. Он сказал, что он сам «царственный архимасон» и в тоже время служитель Господа Иисуса Христа, и отрицал, чтобы масонство препятствовало кому-нибудь быть добрым христианином. «Я перед Богом желаю, – говорил он, – чтобы христианская церковь достаточно умела действовать по образу масонских лож, и тогда она будет больше делать добра. Вы никогда не найдете вдов и сирот масонов в богадельнях». После него поднялся достопочтенный Лепельтак – и опять набросился на масонство. Масонские молитвы, обряды и учения, по мнению этого оратора, противны идее единого и истинного Бога. Масонство-де издевается над словом Божиим и способствует неверию. Он стал было рассказывать, как у масонов изображается Моисей пред пылающей купиной и как кандидат на третью степень посвящается в полунагом состоянии, – но приверженцы масонства не дали ему договорить. Один из них сердито прервал Лепельтака вопросом, знает ли он то, о чем говорит, по собственному опыту, или слышал от какого-нибудь масонского отступника, а другой подпрыгнул с своего места и закричал: «Каждое слово, сказанное собратом о масонских обрядах, ложно, каждое слово – ложь»! Произошло страшное смятение, все кричали, и никто не слушал, звонок безнадежно и жалобно дребезжал в руке председателя. Силы борющихся сторон оказались равными и потому смятение прекратилось только тогда, когда все утомились от бесплодной борьбы. Без решения однако же нельзя было оставить дела и синод выработал следующее определение; которое могло быть принято обеими спорящими сторонами: «Синод на основании имеющихся в его распоряжении сведений и данных не может дать своего официального решения ни за, ни против масонства и других связывающих себя клятвою тайных обществ. Считая священным и неотъемлемым право всех своих священников и членов на личное убеждение совести и свободу слова, с подчинением только Христу и Его церкви, синод однако же объявляет сим, что ни один член или священник реформатской церкви в Америке не должен иметь ничего общего с таким обществом, тайным или открытым, принципы и деятельность которого противны христианству или противны вере и деятельности церкви, к которой мы принадлежим».

Определение это, разумеется, не решило спорного вопроса, но благодаря своей неопределенности оно удовлетворило обе стороны. Только что пред тем распаленные противники, теперь любезно разговаривали между собой и в знак мира закуривали друг у друга сигары.

Родные отголоски

I. Русский праздник за океаном

Русский юбилей. – Голоса американцев. – Взгляд их на минувшее двадцатипятилетие России. – Русская и американская печать.

По одной из продольных нью-йоркских улиц, именно по Второму Авеню, полотно воздушной железной дороги идет на страшной высоте, выше пятиэтажных домов. Непрерывно снующие по нему поезда представляют чудовищно грандиозную картину, при виде которой в непривычном зрителе страх борется с удивлением. На переезжающей названное Авеню поперечной 50-й улице находится станция воздушной дороги; со станции идет вниз четырехсоставная лестница, упирающаяся в каменный тротуар, над которым высится ряд стройных шоколадных домов, простой до монотонности, и в тоже время изящной до своеобразности, американской архитектуры, с целым рядом однообразных до неразличимости подъездов. Один из этих подъездов, однако же сразу обращает на себя внимание тех, кто спускается вниз по лестнице со станции воздушной железной дороги. Лишь только царственное светило дня взойдет над горизонтом, как лучи его с особенною любовью сосредоточиваются на стоящем над подъездом небольшом золотом кресте, под которым над самою дверью красуется золотая же надпись: «греко-русская церковь»16. Во вторник 2 марта по новому стилю (19 февраля по-старому) 1880 года, в 11 часов утра около этого подъезда происходило необычное движение. Роскошные кареты одна за другой подкатывались к подъезду и, выпустив седоков, становились в стройные ряды; с лестницы воздушной и из вагонов конно-железной дороги выходили простые русские люди, клали пред золотым крестом поклоны и входили в открытую дверь; прохожие американцы с интересом останавливались пред подъездом и любовались как золотистыми отливами православно-русского креста, так и происходившим у его подножия движением. О причине этого движения у подъезда русской церкви американцам нечего было справляться. Они все знали ее. В Нью-Йорке не было такой газеты, которая бы не поместила в этот день статьи о «великом русском празднике», о «юбилейной годовщине царя». Да, это был великий русский праздник на американской земле и описанное выше движение было его внешним выражением. В этот день мы русские, отделенные от родины тридевятью земель и беспредельным океаном, мыслью и сердцем сливались с родною землею и вместе с нею посылали горячий привет любви нашему возлюбленному Монарху, в вечно памятный для русской истории день двадцатипятилетней годовщины его царствования.

Приготовления к этому великому празднику у нас начались еще задолго до его наступления. Кроме украшения церкви, главная забота состояла в том, чтобы образовать певческий хор, так как одноголосного пения псалмиста было совершенно недостаточно для такого торжественного дня и богослужения. Вопрос об образовании хора при недостаточном количестве живущих здесь русских оказался довольно трудным. Правда, многие американцы и особенно американские леди весьма сочувственно отнеслись к нашему празднику и обещали свое содействие; но сделанная спевка показала, что их содействие могло только затруднить дело, так как для них приходилось писать английскими буквами всю обедню и приучать их выговаривать совершенно неподсильные для них славянские слова. Служить же обедню на английском языке, как это бывает в воскресные дни, считалось неудобным для такого исключительно русского праздника. Вследствие этого пришлось отклонить любезное предложение услуг со стороны американских леди, поблагодарив их за их симпатичное отношение к России и русскому торжеству. Приходилось ограничиваться русскими. К счастью, среди них нашлись люди, которые с охотою взялись за дело. Это – живущий здесь русский доктор П. и бывший в России предводитель дворянства Б., которые вместе с псаломщиком составили трио. Славянское богослужение с таким русским хором, при массе избранной публики с официальными представителями во главе, имело чрезвычайно торжественный характер и отвечало важности переживаемого русской историей дня. Это молитвенно благодарственное возношение ко Всевышнему русских сердец за океаном было как бы отголоском пламенно единодушной молитвы самой русской земли, вознесшей ее за своего царя семью часами раньше нас. Разница между Москвой и Нью-Йорком во времени равняется приблизительно 7 часам; поэтому, когда у нас начиналась только служба в 11 часов, в сердце России было уже 6 часов вечера и зажигалась иллюминация. Подробности богослужения и его обстановку я не буду описывать, и предоставлю описание их своеобразному языку одного из американских репортеров. В вечернем издании самой большой и распространенной американской газеты «Неrald» напечатано было в самый день нашего праздника следующее.

«Двадцатипятилетняя годовщина восшествия царя на престол была отпразднована сегодня в маленькой греко-русской церкви должным образом с некоторою степенью пышности и церемониальности. Достопочтенный о. Биерринг совершал службу в богатом золотошитом верхнем одеянии (т. е. ризе), под которым было надето шелковое фиолетовое внутреннее платье (т. е. подризник), и в шляпе того же цвета, недавно присланной ему из С.-Петербурга в качестве знака отличия. В России такую шляпу носят только епископы17. Богослужение совершалось на русском языке, кроме наставлений из св. писания, которые читались по-английски. Литургию св. Златоуста, обычную в праздничные дни, пел отборный хор из мужских голосов, и молитвы были возносимы за Императора и Императорскую фамилию и флот, чтобы Бог стал на их сторону и покорил под их ноги всякого врага и противника. Молитвы о долговременном царствовании, крепком здоровье, постоянных победах и конечном спасении «благочестивейшего и Богохранимого Александра Николаевича» были часты и трогательны. Возносима также была молитва о мире и благосостоянии церкви и всего мира. Президент Соединенных Штатов и царь были вместе упоминаемы в прошениях.

Песнь – «Тебе Бога хвалим» – заключила все богослужение. Между богомольцами были: русский посланник в Вашингтоне, его супруга и два сына. Посланник одет был в свой официальный придворный костюм, со знаками его положения на груди и плечах; как представитель Императора, он занимал место за особой отгородкой. Русский генеральный консул с супругой; несколько иностранных консулов в Нью-Йорке и десятка два или три знатных американских леди присутствовали также при богослужении. Многие важные духовные и светские лица города присылали свои поздравления с долгим и плодотворным царствованием Императора и с сохранением его жизни, причем выражали свое сильное презрение к нигилистам, покушавшимся на его жизнь. Царица была трогательно упоминаема как в молитвах церкви, так и в письмах, полученных о. Биеррингом от американцев. Маленькая капелла была переполнена народом и все богослужение производило сильно впечатление».

До какой степени американцы были заинтересованы нашим русским праздником можно видеть из того, что в некоторых иллюстрированных изданиях появилось подробное гравированное изображение церкви и всей обстановки богослужения. Только здесь свободное искусство дало уже полную свободу воображению, за смелыми и незастенчивыми размахами которого едва можно узнать действительный предмет изображения. Так на картине, помещенной в иллюстрированном журнале «Frank Leslie», священник облачен уже вполне в англиканское одеяние, с камилавкой, впрочем, на голове, и с высоко поднятым в руках католическими крестом с барельефным изображением распятия; а трехголосный хор раздут в бесчисленный, в котором и не пересчитать массы голов, вытягивающихся по направленно к нотным тетрадкам. Общая обстановка церкви, однако же схвачена довольно верно. Тут же рядом помещен довольно правильный портрет Государя Императора.

Упоминаемые репортером письма от различных высокопоставленных американских лиц мне была возможность читать самому, и я должен сказать, что все они проникнуты такою теплотой чувства любви и симпатии к нашему венценосному Юбиляру и ко всему русскому народу, какая только может исходить от сердца непритворно любящим Россию друзей. Симпатии свои к нашему возлюбленному Монарху и ко всей России американцы выражали, однако же не в частных письмах только; они выражали их и открыто – в газетах. Все газеты поместили в самый день праздника по передовой статье с выражением этих симпатий и поздравлений России в день ее великого праздника, а главные газеты, как напр. «Геральд», дали на своих столбцах целые очерки минувшего двадцатипятилетия. В своей передовой статье царь-газета писала, между прочим, следующее, останавливаясь главным образом на позорящем русскую землю зле:

«Сегодня стукнуло двадцать пять лет, как Александр II взошел на престол Российской империи, по смерти отца своего императора Николая; и этот день нигилисты избрали, если только можно серьезно принимать их угрозы, моментом, в который они хотят поразить своих сограждан поступком дьявольского бешенства18 . И за что же? За то, что Россия не управляется так, как бы им хотелось управлять ею. За то, что правитель, составляет часть сложного государственного организма, не производит хаоса объявлением дикой всемирной республики, эти люди замышляют зверское мщение над самым гуманным, одушевленным лучшими желаниями ко благу своего народа, и самым просвещенным Монархом, какого только имела Россия со времени свержения монгольского ига. Либеральная и конституционная система правления предпочитается потому, что она дает нравственные и материальные выгоды, лучше обеспечивает жизнь и собственность и поднимает народное развитие вообще. Но разве все эти выгоды сулят нигилисты своей системой убийств и поджогов? И может ли убедиться русский народ огнем и револьвером, что нигилисты лучше тех, кого они хотят заместить? Еще не было никогда в истории переворота, который бы основывался на такой безумной, ребяческой теории. Сущность нигилистической теории состоит в том, чтобы принудить правительство к реформам посредством запугивания. Теория эта основывается на предположении, что весь народ проникнут трусостью и что страх смерти вполне достаточен для того, чтобы принудить всякого к образу действия, который предоставляется как альтернатива убийства. Но как раз все шло наоборот. Никто не испугался, правительство только все более укреплялось и народ теперь ничего так не ненавидит, как безумные политические теории, во имя которых сожигаются его дома и убиваются его лучшие люди». В доказательство любви русского народа к своему Монарху, газета приводит в другом месте отзыв своего петербургского корреспондента, который говорит, что «когда около Александровской колонны в девять часов утра грянул народный гимн: «Боже Царя храни!» и морозный воздух задрожал от движения тысячей простонародных голосов, то иностранцу трудно было думать, что нигилизм есть что-нибудь другое, а не произведение расстроенного воображения какого-нибудь сыщика, и что Александр II не имеет твердого места в сердцах своих соплеменников и подданных».

Другая американская газета, вторая после «Геральда» по распространенности, но первая по серьезности направления, именно нью-йоркский «Times», поместила статью под заглавием: «Двадцать пять лет империи», в которой чисто по-американски – цифрами доказывает благотворность для России минувшего двадцатипятилетия. Вот что писала газета:

«Настоящее царствование, которому исполнилось двадцать пять лет, было самым плодотворным периодом в русской истории. Со времени восшествия на престол Александра II, Россия сделала больше действительного прогресса, чем за все предыдущее столетие. В 1855 году она имела только 419 миль железных дорог, теперь она имеет их более 10.000. В 1855 году только три города во всей империи, именно Петербург, Москва и Одесса, били сносно вымощены или освещены; теперь каждый из главных провинциальных городов обставлен хорошо в обоих этих отношениях, а новая с.-петербургская газовая компания одна из самых цветущих в империи. В 1855 году все число фабрик и заводов в Европейской России было 17.536, вырабатывавших ежегодно на 350.000.000 рублей; в 1867 г. – в первой половине нынешнего царствования – их было уже 23.721 с годичным производством в 500.000.000 рублей, а теперь обе эти цифры конечно гораздо крупнее. Неправильность и запутанность в судопроизводстве, производившемся по отжившим средневековым формам, были невероятные; теперь суд присяжных, введенный в 1865 г., сделался народным учреждением. Сроки военной службы русских солдат были 25 лет и более, теперь он ограничен до 7 лет. Различные жестокие и унизительные наказания, постоянно практиковавшиеся в императорской армии, теперь почти совсем уничтожены и с 1861 г. только однажды был случай гонки сквозь строй. В 1855 году 23.000.000 крестьян были рабами, теперь они свободны и многие из них сделались землевладельцами и богатыми торговцами. Даже в территории сделаны Россией за этот период значительные приобретения. В Европе она приобрела южную Бессарабию; в Малой Азии присоединила часть северной Армении; в центральной Азии завоевала территорию, равную Франции; южная граница Сибири расширилась почти на 1.000 миль на счет Китая, а на Великом океане приобретен важный остров Сахалин. Но помимо всего этого Россия сделала шаг, который как нельзя лучше восполняет один из ее самых больших недостатков. Она образовала если не вполне средний класс, то зародыш этого класса, который теперь распространяется каждый год все шире. Из 55.000.000 населения, которое было, собственно, в России в 1861 году, 29.000.000 были свободными крестьянами и 23.000.000 рабами, так что – для противовеса им оставалось только 1.000.000 дворян, 4.000.000 горожан и 650.000 духовенства. Все, что нужно для массы русского народа, это – сознательное послушание правительству. Избранными орудиями нигилизма служат не пристроившиеся ни к чему межеумки и мечтательные недоучки, которым нечего терять и головы которых так же пусты, как их карманы (with heads as empty as their pockets). Безопасность России требует образования такого класса деловых и промышленных людей, для которых порядок был бы первым условием благосостояния и всякое нарушение его разорением».