Жизнь за океаном

По мере приближения к концу карнавальный разгул разливался все шире и вихрь удовольствий мощно захватывал и кружил все население города. Князь плоти праздновал свое высшее торжество, но вместе с тем и последнее: из-за плеча его пресыщенной наслаждениями фигуры выглядывал суровый лик князя духа – великого поста. В воскресенье 8-го февраля в церквах раздались проповеди о «прелестях мира сего», «дух которого тщеславен и язык лжив, который шепчет в уши людей сладкие обещания и наполняет их сердце обманчивыми мечтами, никогда неосуществимыми», – как характеризовал его один проповедник. И замечательно почтение к воскресному дню: самый сильный разгул карнавальных удовольствий не отвлек народные массы от богослужения; все наиболее замечательные храмы были переполнены молящимися. Проходя по Пятому Авеню, богатейшей и лучшей улице в городе, после 12 часов дня, когда обыкновенно оканчивается служба, я видел зрелище, которое не приходилось видеть на родине: необозримые массы богомольцев плавно двигались по великолепным тротуарам, над которыми то и дело высятся готические башни церквей, заключительные гимны звучных органов мощно вырывались на улицу из растворенных дверей и игривый блеск на ярком солнце от тысячей золото-обрезных молитвенников разноцветными огнями разливался по массам и придавал этой живой картине чрезвычайно торжественный вид. Следующие два дня были последними днями карнавала: шумное веселье его заключилось вторником 10-го февраля. Среда была уже днем великого поста, «средою пепла», как она называется здесь, и благочестивые католики с пепельными крестами на лбу двигались в храмы – для молитвы и терпения. В газетах появились правила для содержания поста; чтобы дать образчик их, выписываю правила, опубликованные нью-йоркским кардиналом Мак-Клосским для руководства здешних католиков. Вот эти правила: «1) во все будничные дни поста от пепельной среды до пасхального воскресенья позволяется иметь только одно блюдо за обедом и умеренную закуску вечером; 2) правило пощения требует воздержания от употребления мясного блюда, но по снисходительности к слабости человеческой мы позволяем в своем диоцезе употреблять мясо в дозволенном блюде по понедельникам, вторникам и четвергам поста, исключая великий четверг; 3) по воскресным дням не полагается ни поста, ни воздержания; 4) не позволяется употреблять рыбу с мясом в одном и том же кушанье; 5) не запрещается употреблять яйца, масло и сыр, разумеется в количестве, предписываемом общими правилами пощения; 6) свиное сало может быть употребляемо постоянно для приготовления рыбных или растительных кушаньев и т. п.; 7) церковь освобождает от обязательства пощения (но не от воздержания от мяса, кроме особенных случаев болезни) следующих лиц: слабых, занятых изнурительными работами, подрастающих, беременных или питающих детей женщин и слабых по преклонности лет». Светские газеты приветствовали «постный сезон» передовыми статьями. Нью-Йоркский «Геральд» писал, между прочим, следующее: «По неизменному течению времен пост приходит к вам каждый год и, надо сказать, каждый год он оставляет мир лучшим, чем его находит. Помимо всяких религиозных соображений, действие поста чрезвычайно благотворно даже для тех, кто хранит его не более того, как лишь принято в обществе. Миллионы сердец заняты бывают невольным анализом своего внутреннего содержания, и самый упорный скептик, если только он имеет сердце, не будет отрицать нравственного величия того периода, когда такое множество людей пытается подняться над уровнем простой материально-животной жизни».

Пост действительно самым своим появлением вносит какую-то особенную атмосферу, невольно действующую на тех, кто вращается в ней. С наступлением его чаще стали устраиваться литературные вечера, проповедники чаще говорить проповеди и самые газеты чаще обращают внимание на то, что вечно и свято. Уже из приведенного мнения лучшей газеты о значении поста можно видеть, с какою серьезностью здешняя светская печать относится к установившимся фактам религиозной жизни. Но религиозность ее не ограничивается этими. На столбцах светских газет вы то и дело можете встречать статьи по различным религиозным и богословским вопросам, понедельниковые номера переполнены выдержками из воскресных проповедей, за записью которых репортеры отправляются с такою же серьезностью, как и за записью парламентских речей и прений. Одно время, именно года два тому назад, по свидетельству одного проповедника, вся светская печать поголовно занята была вопросом о «вечности мучений»; а когда читавший здесь лекции известный физик Тиндаль позволил себе намекнуть на бесполезность молитвы, так как, дескать, все управляется неизменными, роковыми физическими законами, то не было такой светской газеты, которая не поместила бы трактата по этому вопросу –в преобладающем большинстве апологетического характера. Все это, конечно, обусловливается сильным религиозным чувством здешней читающей публики. До какой степени чутко здесь сознание к важности фактов религиозной жизни, показывает самый недавний случай. Одна солидная газета поместила статью, в которой с едкостью фельетонной сатиры осмеивает двух голландских пасторов, издавших комментированную Библию, за их неразборчивый рационализм, по которому они половину библейских фактов относят к области мифа и вымысла. Кажется, чего лучше? – можно бы только сочувствовать газете. Так нет: на другой день в газете появилось несколько «писем к издателю», в которых различные лица выражают свое неудовольствие на то, что редакция поручила такой важный предмет фельетонисту... Воскресный день в Америке окружен столь же ригористическим почтением, как и в Англии. В одном большом городе, именно Цинциннати, содержатель театра вздумал дать несколько воскресных представлений. Это сразу подняло страшную бурю в городе, образовались митинги по преимуществу из женщин высших классов, которые выработали следующую резолюцию: «Признавая, что театральные и оперные представления по воскресеньям противны доброму порядку и доброй нравственности общества, мы, нижеподписавшиеся, обещаемся воздерживаться от посещения тех театров и бальных собраний, которые будут открывать свои двери для развлечений этого рода по воскресным дням после 16-го февраля 1880 года». Резолюция эта по церквам стала собирать многочисленные подписи и, несомненно, отозвалась бы на смелом содержателе театра полным разорением, если бы он не поспешил печатно извиниться пред обществом, с обещанием никогда впредь не давать воскресных представлений. Одна пресвитерианская газета нашла возможным вывести урок для нарушителей воскресного дня даже из страшного бедствия, случившегося недавно в один из воскресных дней в Шотландии, где целый поезд провалился на мосту и утонул со всеми пассажирами, так что никого не осталось в живых, кто бы даже мог рассказать об этом ужасном несчастии. «Катастрофа эта, по мнению газеты, может быть рассматриваема как суд Всемогущего над теми, которые в такой субботохранительной стране, как Шотландия, совершают беззаконие, оскорбляя святость Господня дня праздными разъездами по железным дорогам. Никакие молитвы или слезы не могут высвободить их (погибших пассажиров) от того места, где Бог перестает быть милостивым; но мы можем молиться о том, чтобы этот, страшный суд был спасительным и небесплодным предостережением для всех других нарушителей воскресного дня».

Американцы чрезвычайно подвижной и увлекающийся народ и увлечение их, направленное в добрую сторону, часто представляет замечательное зрелище. Подобное зрелище представлял их благородный порыв – помочь голодающим ирландцам. Известно бедствие, которое постигло в 1879 г. несчастную Ирландию, где целые сотни тысяч народа, благодаря беспардонной эксплуатации со стороны английских лордов, доведены до ужасающей нищеты, которая в союзе с неурожаем того года породила настоящий голод, истреблявший население несчастной страны. Для возбуждения сочувствия и собирания милостыни в пользу бедствующего народа в Америку приезжал известный ирландский агитатор Парнелль; но миссия его не имела большого успеха, так как американская печать неодобрительно встретила его бестактный план агитации, в которой он к благотворительным элементам примешивал крайне революционные. Сбор пожертвований взяла в свои руки редакция здешней царя-газеты «Геральда», и как бы по мановению волшебного жезла взоры американцев приковались к бедствующей стране, сердца забились неудержимым порывом помочь несчастным и доллары золотой рекой потекли из широко открытых карманов. Сама газета открыла сбор своим собственным, поистине царственным вкладом 100 тысячи долларов, что по курсу составляет около 200 тысячи рублей. Чрез 11 дней редакция имела в своем вспомогательном фонде уже более 200 тысяч долларов. Одушевление, охватившее мгновенно всех, можно сравнять разве только с одушевлением русского народа, охватившим его во время великого славянского движения. Такую нравственную силу имеет этот бумажный царь, громадные выпуски которого ежедневно расходятся в 120 тысячах экземпляров, а читаются, несомненно, в десять раз большим количеством людей.

Грандиозная жертва великодушной газеты составила важный интерес дня и проповедники многих церквей избирали ее предметом своих воскресных проповедей. Один из знаменитейших проповедников, именно д-р Талмич, говорил между прочим, что эти «сто тысяч значат гораздо более, они означают миллионы. Пожертвование это как бы окрылило других даятелей, действие его распространялось повсюду с электрическою быстротою и силою. Если бы это приношение сделано было на поощрение искусства, то оно было бы одобрительным. Если бы оно было сделано на учебные заведения, оно было бы славно. Но назначение его лучше и выше всего этого: приношение это сделано для избавления народа от голодной смерти. Да восплещет народ руками и поет аллилуйя! Народ, живущий в области телеграфной сети, обнимающей весь христианский мир, не должен быть допущен до страдания. Но сильнее и быстрее, чем электрический ток, есть связь сочувствия, которою Бог соединит все народы. Не будем никогда подавлять в себе этого сочувствия. Жалость и сострадание к бедствиям мира облагораживают человеческое сердце, стачивают острые углы юдольной жизни и делают нас взаимно благодарными. 1.400.000.000 человеческого рода все соединены струнами человеческого сродства, и все эти струны сродства, скрепляя нас между собою, несут величественный звук любви к сердцу Бога, так что мы все составляем одно: небо и земля, Бог и человечество – все едино». Этот же проповедник по поводу американской хлебной торговли, которою, как известно, американцы начинают подавлять все другие земледельческие народы и, между прочим, оттесняют даже Россию, пользуясь ее последними неурожаями, говорил следующее: «Соединенные Штаты могут быть кормильцем мира. Другие нации кричат Америке: дайте нам 230.000.000 четвериков хлеба, а мы отвечаем им: мы дадим, если вы заплатите нам больше, чем это стоит! Если это действительно так8, то я предсказываю разорение большинства американских хлеботорговцев. Такое барышничанье на счет голодных народов не потерпится на небе, если оно есть на земле. Бог разнесет их полные житницы. Если Бог поражает нивы и на них не рождается хлеба, то нам остается только преклониться пред Неисповедимым. Но если, после того как Бог наполнил житницу народную, жадные люди стараются переполнить ее на счет голодных, – я бью тревогу, звоню в набат. Кто играет кусками хлеба, тот играет кровью человеческой, и я, поддерживаемый народным криком, буду противодействовать этому. Все, что касается хлеба, затрагивает сущность народной жизни. Эта блокада пшеничного рынка грабит массы народные и здесь, и в других странах, чтобы только обогатить играющих хлебом. Если мы несправедливы к другим народам, то нам придется опасаться возмездия и с их стороны». Язык и приемы этого проповедника чрезвычайно своеобразны и его проповеди всегда собирают многочисленных слушателей.

Увлечение какой-нибудь идеей в Америке часто переходит в непреклонное упорство, порождающее курьезы чисто американского свойства. Примером такого увлечения может служить не кто иной, как жена бывшего президента Хейза. Она состоит членом обширного общества «Воздержания от спиртных напитков», и постоянно отличалась необыкновенною энергичностью в распространении идей общества. По избрании ее мужа президентом, она, переселившись в президентскую резиденцию в Вашингтоне – в так называемый Белый Дом, решилась со всею непременною настойчивостью истинной американской леди применять правила «Общества воздержания» к высшему вашингтонскому обществу, решилась не предлагать своим гостям вина. Дать государственный официальный обед без вина считалось чистою невозможностью; все вашингтонское общество было против нее, и вопрос этот чуть не сделался государственным. Целый год она была мишенью различных острот, которые так трудно выносить женщине. Но она терпеливо выносила все это и своею непоколебимою устойчивостью наконец победила общественный деспотизм. Она никогда не предлагала вина и до того приучила к этому высшее фешенебельное вашингтонское общество, что большие официальные обеды без вина сделались наконец обычным явлением, и в настоящее время Вашингтон можно считать самою трезвою столицею в мире. Факт этот сам по себе, можно сказать, не идет дальше курьеза, но та нравственная смелость и настойчивость, с которою единичная женщина решилась бороться с весьма существенною привычкою общества и победила, – поистине замечательны!

IV. Пасха в Америке

Великая пятница и Пасха. – Пасхальное богослужение в церкви знаменитого проповедника. – Музыка и проповедь. – Десять центов за вход в собор. –Пасха в обыденной жизни.

Страстная неделя называется у американцев – святою неделей. Великая пятница служит и здесь поворотным пунктом в скорбной жизни христианского духа. У американцев, впрочем, она не имеет такого трогательно-торжественного характера, как у нас в России, и в законодательстве страны нет для нее каких-либо особых постановлений. Но тем замечательнее факт, что сама жизнь, помимо всякого закона, окружила ее знаками особого почтения. Многие увеселительные заведения закрываются, и здешняя итальянская оперная труппа в присутствии многочисленных слушателей исполняла вместо обычного представления гениальное произведете Россини «Stabat Mater», этот страдальческий вопль материнского сердца, который вместе с тем есть вопль всякой христианской души, способной проникнуться сознанием необъятной важности воспоминаемого момента. В одной из лучших церквей в это же время громадный хор из 400 артистов исполнял знаменитую «Музыку страданий» Баха, составляющую музыкальное воспроизведение 26 и 27 глав евангелия Матфея. Лучше, возвышеннее и умилительнее этой музыкально-евангельской поэмы трудно себе что-нибудь представить. Земля и небо, человек и природа здесь как бы слились в один радостно плачущий восторг – ввиду величия бесценной жертвы, которую нужно было принести для спасения человечества.

В Нью-Йорке, как и у нас в России, страстная неделя уже носит много признаков приготовления к Пасхе. За окнами в магазинах появились пасхальные визитные карточки с изображением пасхальных яиц, крестов и непременно со словами, текстами и целыми стихотворениями, прославляющими Воскресение Христа. Эти карточки у американцев при пасхальных поздравлениях друг друга заменяют наши пасхальные яйца. Для детей они приготовляются с особенным занимательным фокусом. Вы видите, например, как бы простую карточку с барельефным цветком. Но потяните ее за один кончик: цветок мгновенно подымится и пред вами откроется целая сцена воскресения Христова с подписанными словами, взятыми или из евангелия, или из богослужебных книг. Целые тысячи набожных леди в страстную субботу занимались украшением церквей живыми цветами, и цветочники собирали большие барыши. Ввиду громадного спроса на цветы они продавались чрезвычайно дорого. Так розы покупались по 25 и 30 долларов за сотню, а лилии по 50–75 долларов за штуку. Если принять во внимание, что церкви утопали в цветах, то можно себе представить, как дорого стоило Нью-Йорку подобное украшение. В газетах – в церковных объявлениях появились пышные рекламы о пасхальном богослужении, с описанием церковных украшений, с программами музыкальных пьес и перечнем приглашенных артистов.

Воскресенье 28-го марта по новому стилю было в 1880 году пасхальным воскресеньем для западного мира. С 10 часов утра по городу начала разливаться колокольная музыка, и на призыв ее текли бесчисленные массы народа. Чтобы дать представление о характере пасхального богослужения в Америке, предлагаю описание богослужения в церкви одного из знаменитейших проповедников, именно в так называемой «Скинии д-ра Талмича», в Бруклине9.

Скиния д-ра Талмича пользуется необыкновенною популярностью, и программа пасхального богослужения в ней была одною из наиболее выработанных и интересных. При входе в церковь посетителям раздавались листки с программою богослужения и целыми гимнами, назначенными к исполнению. Текст программы был обвит великолепным золотым ободком, на вершине которого красовались слова: «Радуйтесь, Спаситель наш жив»! Самая церковь представляла настоящей цветник, красота цветов которого соперничала с весенним благоуханием их. Над алтарем виднелись слова: «Христос воскрес» из белых и малиновых роз, укрепленных на плюще, над ними корона из цветов же, а вверху всего горела электрическая звезда, разливавшая волшебный свет по всему цветнику. По бокам алтаря расположились два хора из мужских и женских голосов, наверху против алтаря громадный оркестр духовой и инструментальной музыки. Раздались звуки органа и воцарилась торжественная тишина. Из боковой двери алтаря показалась солидная фигура д-ра Талмича. Движения его были гибки и эластичны, а пожилые щеки пылали ярким румянцем – предвещавшим необыкновенно одушевленную проповедь, как объясняли постоянные посетители и поклонники знаменитого проповедника. Облокотившись на престол, проповедник как бы тяжестью чувств склонил свою голову и закрыл лице руками. Послышались звуки нескольких инструментов, за которыми грянул весь оркестр, внизу подхватили его хоры и все слилось в восторженную песнь воскресению Христа. Затем следовало исполнение всей программы, состоявшей из лучших пьес знаменитых композиторов Генделя, Бетховена, Моцарта, Гуно п пр. Оркестр и хоры сменялись солистами инструментальными и вокальными. Между прочим профессор музыки Али исполнил пасхальный гимн на корнете. По мановению руки профессора, все богомольцы поднялись со своих мест и стоя слушали артистическое соло, которое американскому слуху казалось, как бы трубным гласом ангелов, возвещавших о воскресении Христа. Все богослужение состояло из музыки и песен и только Молитва Господня и Символ веры читались пастором, за которым каждое слово хором повторяли все богомольцы. По окончании богослужебной программы производился праздничный сбор и под звуки долларов оперная артистка пела гимн: «Я знаю, что мой Спаситель жив».

Богослужебная программа была составлена очевидно во вкусе американцев и производила на них сильное впечатлите. Когда д-р Талмич взошел на проповедническую кафедру, то слушатели его были уже наэлектризованы до кончиков волос. Для своей пасхальной проповеди он избрал текст из евангелия Иоанна XIX, 41: «В саду гроб новый». Осмотревшись кругом себя, проповедник сказал, что он чувствует себя как бы в благоухающем цветнике неба, и затем предался личному элегическому размышлению. «Цветы, цветы, – говорил он как бы про себя, касаясь их рукой. – Быть может вы навсегда завянете, а быть может, вы и бессмертны. Ваше благоухание, быть может, есть ваша душа, и я бы не удивился, – возвышая голос говорил оратор, – если бы, перейдя долины временности, я стал рвать эти розы на неисследимых холмах вечности». Возвращаясь затем к тексту, проповедник сказал, что его текст относится к тому времени, когда богатый джентльмен, Иосиф по имени, один из семидесяти судей Христа, проходя по своему саду, нашел место удобное для гробницы, которое он приготовил для упокоения своих бренных останков. «Хорошенько всмотритесь в этот гроб, – внушительно воскликнула оратор, – этот гроб самый замечательный мавзолей во всей истории!» Затем он нарисовал поразительно живописную картину этого всемирно исторического погребения; Никодим, другой богатый человек, приготовляет благоухающие травы, оба они окуривают ими тело и готовят его для погребения, вместе с двумя женами переносят тело в гробницу, полагая его в расселину скалы. Дверь закрывается и запечатывается, но не навсегда, у этой двери произойдет борьба, борьба между небом и адом, от которой рушатся врата гроба. От этого простого, но вечно-памятного погребения проповедник перешёл к похоронам настоящего времени и, изобразив их пышную суетность, советовал тем из своих слушателей, которые могут сделать для своих родственников и друзей только убогое погребение, помнить, что при погребении Христа не было бесконечной процессии траурных карет и массы печалящихся зрителей: там было лишь четверо искренних друзей умершего. Теперешние требования при похоронах так велики, что человеку нельзя и умереть, если только он не богатый10. Каков бы ни был наш гроб, мы восстанем из него. «Соберите гранит со всей земли и навалите его на наш гроб: мы восстанем и из-под него; врата гроба выскочат со своих петлей и превратятся в прах. Веселись, земля! веселись небо! О мои слушатели! Исполнитесь радостью в это пасхальное утро!» Можно было думать, что проповедник кончил свою речь, но он захотел сказать еще несколько слов в пользу бедствующей Ирландии. «В этот день благоволения к людям, – говорил он, – есть нечто и за пределами Нью-Йорка, что невыразимо терзает мое сердце. Вон старый фрегат «Созвездие», посылаемый Соединенными Штатами в Ирландию и нагруженный хлебом пятьюстами тысяч пудов. Управь путь этому кораблю, о Христос из Назарета! Ты преломлял хлеб для пяти тысячей, преломи этот хлеб для пятидесяти тысячей! Ты держишь ветры в Твоих руках, наполни паруса корабля попутным веянием! Подождите еще немного, потерпите еще мало, о умирающие люди Ирландии, голодающие женщины, изнуренные малютки! «Созвездие» идет к вам!» Надо знать мощную силу ораторского искусства д-ра Талмича, чтобы вполне оценить и понять впечатление этих речей на слушателей. Многие из них рыдали, и сам проповедник едва сдерживал слезы.

Впечатление было столь сильное, что, когда проповедник закончил свою речь и склонил голову на руки, закрыв ими свое лицо, вся масса богомольцев оставалась несколько моментов в немом оцепенении. И только тихие звуки органа как бы вновь влили жизнь в эту замершую массу. Последовавшее затем исполнение последней части музыкальной программы вполне оживило богомольцев и возвратило их к пасхально праздничной настроенности. В этом отношении вероятно особенно оживляющее значение имело исполнение так называемого в программе; «хорового пасхального аллилуйя». Оно состоит из ряда пасхальных стихов, из которых каждый заключается однократным аллилуия. Музыка стихов по композиции несколько напоминает «Верую» Березовского: тот же переход в тонах. Но лишь только хор доходил до аллилуйи, как ударял оркестр, хор рассыпался в пении, подобном пению весенних птиц, и из массы всевозможных звуков яснее всего слышались звуки треугольника: динь-динь-динь, которыми и заканчивалось каждое аллилуйя. По окончании богослужения д-р Талмич благодарил всех, кто делал приношения для украшения церкви цветами, а также артистов и артисток, которые приняли живое участие в богослужении. Отсюда можно заключить, что пасхальная пышность описанного богослужения в большей своей части обязана была доброхотной ревности любителей церковного благолепия.

Подобно описанному совершалось богослужение и в других церквах. Только музыкальная программа разнообразилась до бесконечности. В церквах мелких религиозных общин она теряла разделительную грань между богослужением и концертом. В богослужебной программе церкви так называемая «божественного отечества» значился даже вагнеровский марш из «Тангейзера». Описанное выше «пасхальное хоровое аллилуйя» должно быть во вкусе американцев, так как оно значилось в большинстве богослужебных программ. Из католических церквей самое пышное богослужение было, конечно, в кафедральном соборе св. Патрика. Мне довелось быть в соборе при послеобеденном богослужении около 3-х часов пополудни. Это богослужение было не в счет абонемента и предназначалось специально для бедных, которые не в состоянии снимать в нем годичных дорогих мест. Тысячи бедного люда валили со всех сторон к собору и при самых дверях вынимали свои тощие кошельки, чтобы заплатить 10 центов (20 коп. по нашему курсу) за право входа в собор. Собор вмещает в себе более 15.000 народа, значит выручка была за этот раз около или даже более полутора тысячи долларов или три тысячи рублей. Богослужение было пышное – с оркестром, с хором в 100 мужских и женских голосов и двумя хорами из детских голосов, и с проповедью в заключенье.

В обыденной жизни Пасха в Америке ничем не отличается от обыкновенных воскресных дней; здесь совсем нет того захватывающего дух праздничного восторга, с каким она приветствуется в русской жизни. Она здесь празднуется всего только один день. Зато весь этот день состоит почти из непрерывных богослужений: богослужение поутру, богослужение пополудни и богослужение вечером, и массы народные только переходят от одного богослужения к другому и из одной церкви в другую.

На следующий день – в наш светлый понедельник, машина будничной жизни опять заскрипела своими колесами, дети с книжками шли в школы, а взрослые опять бросились в погоню за долларами.

V. Религия в свободной стране

Свобода, культура и религия. – Будни и воскресенье. – Общество деловых людей. – Религиозные митинги. – Общество молодых христиан.

Те отважные либералы, но убогие мыслители, которые по преданию, оставленному им прошлым столетием, продолжают твердить, что религия – отжившее явление, достояние младенчествующего человечества, и что для возмужалого человечества на смену религии должна выступить положительная наука, твердят так только потому, что не в силах поднять своих отуманенных глаз и здраво взглянуть на окружающие их явления. Один подобный взгляд на явления свободной здоровой жизни достаточен для того, чтобы традиционное мнение рассеялось как дым. Лучшим и наиболее веским опровержением легкомысленной теории относительно временного характера религии может служить жизнь американского народа. Народ этот пользуется такою политическою и религиозною свободою, которая для многих народов старого света может быть только мечтой, а по распространенности своего образования, по степени культурного развития не имеет соперников на всем земном шаре. Благодаря своей полной свободе, народ этот мог бы давно сдать религию со всеми ее церквами и иерархиями в архив вечности, и благодаря своей развитости он давно бы должен был поклоняться только кумирам положительной науки. И, однако же жизнь этого народа представляет совершенно обратную картину. Религия, можно смело сказать, нигде не имеет такой интенсивной жизненности, как в Америке, внешние проявления ее нигде так не многочисленны, как здесь, и положительная наука нигде не имеет меньших притязаний на вытеснение и замещение религии, как опять именно в жизни этого самого свободного и самого развитого в мире народа. Жизнь здесь на каждом шагу дает подтверждение той непреложной истине, что религия составляет существенную и потому вечную потребность человеческого духа, что свободой она только укрепляется и культурой только возвышается. Это, разумеется, не значит, что религия находит самое высшее и правильное выражение в Америке. Нет, – религия здесь часто и особенно в тех сферах, где для свободы нет ограничения в достаточном образовании, переходит в распущенность и бродяжничество, а в простых необразованных классах вырождается в грубое суеверие. Здесь важен только самый факт живучести религии, а также тот замечательный факт, что степень религиозности в американском народе прямо пропорциональна степени образованности. Чем образованнее классы общества, тем они религиознее. Здесь скорее можно встретить невера в лице уличного невежественного бродяги, который будет отчаянно отрицать религию, – и главным образом потому, что благодаря ей по воскресеньям запираются питейные заведения, – чем в лице образованного человека.

Внешний будничный облик жизни американского народа носит на себе такой практический, бездушный характер, что трудно даже и предположить, чтобы в жизни этого народа могли быть какие-нибудь возвышенные, идеальные стремления. Практический материализм, этот молох нашего века, здесь, по-видимому, пожирает человеческое сердце, оставляя лишь холодный расчетливый ум, занятый единственно интересами практической жизни, «деньгоделанием», как говорят американцы. И однако достаточно взглянуть на эту самую жизнь хоть в один воскресный день, чтобы сразу же переменить о ней мнение. Все в ней получает совершенно новый вид, вчерашний кумир подвергается строжайшему остракизму, а интересы религиозно-нравственной жизни всецело поглощают мысли и желания народа. Самый город своею внешностью показывает разительную перемену. Вместо бесконечной вереницы торговых и промышленных колымаг, наводняющих улицы, и торопливых масс народа, бегущего по тротуарам; вы видите царство торжественного спокойствия. В известные часы улицы также наводнены народными массами, но уже совсем другая сила движет ими и совсем другой вид имеют они. По сверкающим в руках у каждого золотообрезным молитвенникам вы увидите, что эти массы двигаются или в церковь, или из церкви. Хождение в церковь здесь считается столь необходимым, что требуется даже обыденным общественным мнением, которое карает за несоблюдение этого требования. Отсюда объясняется тот курьезный факт, что не бывшие почему-либо в церкви скрывают это от своих знакомых и на вопросы их скорее готовы сказать неправду, чем признаться в опущении. Не иметь же совсем абонемента в церкви считается в здешнем высшем обществе таким позором, каким в петербургском высшем обществе считается не иметь абонемента в итальянской опере, особенно если там поет какая-нибудь знаменитость вроде Патти. Гейне в своих «английских отрывках» говорит, что он от всей души ненавидит англичан. «Их молитвы, – восклицает он, – их механическое благочестие, их хождение в церковь с золотообрезным молитвенником в руках, их нелепое и скучное провождение воскресного дня, – все это особенно отталкивает меня. Я твердо убежден, что богохульствующий француз более приятен Богу, чем молящийся англичанин». То же самое он, наверно, сказал бы и об американцах, как между прочим и говорят о них немецкие эмигранты, которые в высшей степени недовольны американскими воскресными порядками, в силу которых закрываются пивные лавки и строго карается нарушение тишины и святости воскресного дня. То же самое, к сожалению, надо сказать и о некоторых русских соотечественниках, которые тоже недовольны здешними воскресными порядками и чувствуют себя как-то не «по-праздничному» ... Но совсем в другом свете представляются эти порядки для тех, кому дороги интересы религии и нравственности. Это превосходная нравственная дисциплина. Статистические данные показывают, что где строже законы относительно воскресного дня, там меньше пьянства и преступлений. Вследствие этого во многих штатах, где законы относительно соблюдения воскресного дня с течением времени ослабели, теперь опять пробуждается стремление к усилению их, что производит немалый переполох в немецком населении, постоянно агитирующем в пользу отмены воскресных законов, которые будто бы стесняют общественную свободу.