Пляска Бледных

Руслана снова отмолчалась, тяжело вздохнув.

Между тем принесли заказ, можно было насладиться десертами.

— Как в детстве, — улыбнулась женщина, глядя на большой стакан с разноцветным коктейлем светлых тонов, аккуратную вазочку с мороженым и небольшое блюдце с десертом. — Помнишь? — спросила она, отделяя часть «Умки» вилочкой.

Клаус улыбнулся, кивнул. Давно-давно, ещё маленьким, ходил он сюда вместе с отцом и матерью, а те, в своё время, так же — со своими родителями.

— Меня мама сюда в детстве водила, — продолжала его подруга. — Каждый День рождения — как по расписанию, — сначала «Кристалл», потом — Парк Горького, и, как завершение — мультик в кинотеатре «Парк».

— Не поверишь, но — то же самое, — с улыбкой ответил мужчина. — Будто другого времени для этого не было. Зато — так по-особенному, как ритуал, — последнее слово он выделил, загадочно улыбнувшись. Руслана смеялась, медленно попивая коктейль. Тихо вздохнула, вспоминая своё детство.

— Своих, наверное, тоже водить буду, — мечтательно заключила она. — Как из Германии вернусь только. Сперва дела, позже, когда-нибудь — семья.

Последняя фраза была озвучена тихо, почти шёпотом, с оттенком грусти, что не ускользнуло от внимания офицера.

— В чём-то сомневаешься? — спросил он. — Что тебя беспокоит?

— Не знаю, — призналась женщина. — Всё как-то… однобоко, что ли. Планы есть, жизнь есть, а довольна ли я — тут не могу сказать. Всё как по расписанию, по-заученному, как усвоила ещё с малых лет — так и живу.

— Но тебе ведь это нравится, — пожал плечами её друг, смакуя мороженое.

Руслана снова замолчала, так что обедали под смех ребятишек, разговоры старушек и простенькую электронную музыку, разбавляющую общую атмосферу своей безмятежностью.

Клаус загрустил.

— Над чем задумался? — тут же спросила Руслана.

— Да всё то же, — признался он. — Сражались за независимость. От чего? Все эти попытки что-то изменить в стране — они бесцельны до тех пор, пока живёт наше поколение, поколение подростков, следующее за нами. Призрак другой страны, идеалы других времён — давно отмершие, — они всё ещё здесь. Невозможно создать независимое государство, обладая зависимым сознанием. Ни в сфере культуры, ни в идеологии, которая стоит исключительно на мёртвых символах и восхваляет сомнительное прошлое, нет ничего, что показало бы эту страну по-настоящему самобытной, сильной и независимой. Музыка — калька с западных исполнителей. Литература — вечные стенания о том, как всё плохо при любой власти и любых соседях, и о том, как мы доблестно сражаемся с ними. Лидеры-идеологи — либо просили помощи у таких же захватчиков, а потом с ними бились, либо просто крысы, даром, что красивые. С Россией в этом плане та же проблема, но по проще и посвободней, ввиду масштабов. А так — в большинстве своём — в итоге просто два разных полюса, которые пинают один и тот же труп, но с разных сторон. Говоря о независимости, мы всегда имеем ввиду хозяина с хлебом послаще и водой почище, и чтоб клетка пошире была, но не более. А так — спроси кого угодно — никто не верит в настоящую хорошую жизнь здесь.

— А ты?

Клаус пожал плечами.

— А я просто люблю Харьков, вне зависимости от того, кому он принадлежит. Этот город для меня особенный, и я ни за что не стану его покидать. Старый хутор, бывший одно время первой столицей и переживший всё: и оккупацию, и мятежи, и гражданскую войну — он ещё может показать себя. Если он всё ещё не упал, то ещё долго простоит, — заключил офицер, допивая коктейль.

Пара продолжила трапезу в молчании.

После — оба чинно поднялись, покинули заведение. Старый Пёс подошёл к своему хозяину, сел в его ногах, пока тот, как и его подруга, стоял и курил у мусорного бака. Каждый думал о своём. Руслана закрыла глаза. Её лицо выдавало тревогу, сомнения, метания, неуверенность. Клаус оставался спокоен, как и всегда. Ему было хорошо.