Гелимадоэ

Отец, услышав вечером, что со мной приключилось, взял шляпу и молча вышел. Все поняли, что он пошел к Ганзелину. С пылающим от стыда лицом я напряженно ожидал его возвращения. Он не возвращался очень долго — или мне так показалось?

Наконец на лестнице послышались его шаги. Мать в знак возмущения удалилась в спальню.

Он вошел с просветленным лицом, добродушно заглянул мне в глаза.

— Ну, я обо всем с ним переговорил, — ласково сказал он, указательным пальцем приподняв мне подбородок. — Ты не должен бояться. У тебя действительно ничего нет. Доктор сегодня уже не сердился. Я ему все объяснил. Он допускает, что мальчики в твоем возрасте могут быть невероятно чувствительными к боли. Это скорее всего обыкновенная ипохондрия, но с ней следует считаться. Чтобы у тебя самого не сложилось превратного представления о твоем здоровье и мы, главным образом я, не жили бы в постоянной тревоге, я решил, что ты будешь раз в неделю ходить к Ганзелину на амбулаторный прием. Допустим, в среду или в четверг — как тебе удобнее. В школе я обо всем договорюсь. Соберешься, скажем, часов в одиннадцать, пойдешь к доктору, он тебя осмотрит, прослушает. Будешь, по крайней мере, знать правду и успокоишься. Что ты на это скажешь?

Я опустил глаза, не зная, радоваться мне или провалиться сквозь землю от стыда.

ДОРА

Неделю спустя я брел вдоль кленовой аллеи по деревенской площади с учебниками под мышкой, преисполненный в душе всяческих опасений. Спину мою еще жгли завистливые взгляды одноклассников, которым, в отличие от меня, не выпало такого счастья, — уйти с уроков до того, как крикливый учитель географии начнет проверять домашнее задание. Низкие, серые небеса хмуро взирали на мою неуверенную поступь.

Перед домом Ганзелина стояла, опершись на метлу, плечистая женская фигура. Фигура улыбалась и не сводила с меня глаз. Когда я проходил мимо, учтиво поклонившись ей, она не произнесла ни слова, но заулыбалась еще шире. Завидев меня во дворе, стая гусей с громким криком бросилась от меня врассыпную. У крыльца я вляпался в их помет и долго, огорченный, обтирал башмаки. Фигура за моей спиной разразилась каркающим смехом. Я не посмел обернуться.

В прихожей я остановился в нерешительности, не зная, в какую дверь постучать. На мое счастье по лестнице как раз спускалась бледная девушка с темно-фиолетовыми окружьями под глазами. Она несла ведро с грязной водой, в которой, будто утопленная крыса, плавала набухшая тряпка.

— Вы ищите амбулаторию отца? — приветливо спросила она.

Поставила на пол ведро и открыла передо мной дверь.

— Хотя, думаю, папы там сейчас нет.

Я поблагодарил ее, покраснев до ушей.

Войдя, я робко осмотрелся. Возле одного из окон стояла девушка в белом медицинском халате и поливала из детской леечки цветы. Она обернулась и окинула меня равнодушным взглядом.

— Вы и есть тот самый мальчик, что так долго болел и которому назначено раз в неделю приходить на осмотр?

Я кивнул головой.

— Подождите минутку, папа вот-вот придет.

Она поставила лейку на окно и вытерла руки полой халата.

Я заметил, что моя собеседница очень красива. В ее обществе все чувства мои пришли в смятение. Я растерянно переминался с ноги на ногу. Девушка широко зевнула и присела на подлокотник кресла у письменного стола, засунув руки в карманы.

— Вам, должно быть, скучно, — досадливо сказала она. — Можете посмотреть вон тот стереоскоп. Если, конечно, вас еще интересуют подобные вещи.