Понять, что именно так и будет всегда.
В тот вечер, нацеловавшись до пьяного и почти потеряв голову, они так и уснули в обнимку. Нос в подмышку, чужие пальцы в волосах, сплетённые ноги, душный жаркий запах, — спать было неудобно, но хорошо.
В Монта-Чентанни они почти никогда не спали вместе. Так, ловили несколько коротких мгновений близости то в душевой, то в подсобке, то просто в слепом ответвлении коридора, где никто не бывал, — и расходились снова, как летящие разными маршрутами драконы. А теперь Маргарета будто навёрстывала все эти долгие одинокие ночи.
Но лучше всего было просыпаться. Выплывать из тёплой пустоты в сонную станцию, залитую молочным рассветным солнцем. Пылинки кружились в золотистых столпах, за окном надрывались птицы, что-то негромко шуршало под полом…
Какое-то время она любовалась расслабленным лицом Макса, — во сне он казался моложе и почему-то грустнее, как растерянный мальчишка, спрятавшийся на чердаке после драки. Потом вдруг поймала на себе внимательный, какой-то смущающий взгляд из-под ресниц.
Они поцеловались ещё где-то на границе сна и яви, медленно, нежно и не по-настоящему. Всё остальное тоже было как будто не здесь и не с ними. И когда расцвеченный мыльными кругами вид на взлохмаченного сосредоточенного Макса вдруг сменился видом на серый потолок, шумное дыхание улеглось, а пальцы кое-как разжались, Маргарета подумала тоже: давненько ей не снились такие хорошие сны.
Потом оказалось: Макс был возмутительно реален. И хотел отвратительных, недопустимых в приличном обществе вещей, например вытащить её из-под одеяла за пятку, или щекотаться, или мыться вместе в душе, или печь на завтрак блинчики и мазать их брусничным вареньем, которое стояло на станции не иначе как несколько лет.
Или говорить о чувствах, ну не придурок ли? Должно быть, при падении ему начисто отшибло всё, что только оставалось от мозгов!
— Ромашка, — недоумённо сказал Макс, облизывая ложку от варенья, — мы же снова…
— Я буду жирная, — патетично заявила Маргарета. — От этих твоих блинов!
— Но ты не…
— Теперь только сельдерей. Сельдерей!
У Макса было такое лицо, как будто он всерьёз собирался тронуть ладонью её лоб и проверить: перегрелась? лихорадит? что им нужно-то, этим странным женщинам?!
Маргарета отодвинула тарелку, вздохнула, а потом полезла целоваться. Целоваться было хорошо, упоительно-сладко, приятно и легко. И царапать шею тоже выходило отлично, а потом нужно было только дождаться, пока его дыхание потяжелеет, руки лягут на талию весомо, и тогда…
— Ой, — сказала Маргарета и торопливо соскочила с его коленей. — Мне же лететь надо! Сводка!
И быстро-быстро сбежала седлать виверна.
Макс пыхтел и вёлся. И, пока Маргарета отстукивала числа и делала вид, будто ничего не замечает, хищно нарезал круги вокруг стола, а потом на этом же самом столе…
— Я люблю тебя, — сказал Макс вечером. — Я заберу тебя с этой бесовской станции, мы уедем в Уливето, и там…
Она взъерошила волосы у него на голове, обвела пальцем ухо, примерилась, с чувством укусила шею.
ebooksa