Погода нелётная

22
18
20
22
24
26
28
30

Потом поцеловал её всё-таки, долго же думал, дурачок!

Они целовались медленно и нежно, сплетаясь и пропитываясь друг другом, будто знакомясь заново. Что он за чудак — этот человек напротив, и что ему нравится? Играем ли мы, или боремся, или танцуем? Откуда вдруг в сильных руках столько ласковой нежности, что хочется на минутку забыть о маске дурно воспитанной злючки и муркнуть ему в ухо?

Из кошачьего получилось только шипеть: Маргарета потянулась вверх и в сторону, чтобы заправить ему непослушные вихры за ухо, и от этого болезненно зажало что-то в плече. Макс долго успокаивающе целовал шрам, и было очень странно одновременно ничего не чувствовать и вместе с тем чувствовать очень много всего.

Сильные пальцы аккуратно размяли шею. Маргарета задумчиво выписывала круги по мужской груди, куснула плечо и потянулась за новым поцелуем.

Он был тёплый, этот Макс. Тёплый и надёжный, совсем растерявший за прошедшие годы мальчишескую резкость и нервное бахвальство. С таким много всего не страшно, даже если она сама тоже всякое потеряла: и лукавый задор, и лёгкость, и умение без раздумий стребовать с мужчины всего, чего ей хочется, а если плохо старается — так и выгнать его куда-нибудь далеко, зачем он сдался-то ей, если невнимательный и бесполезный?

Тени Маргарет клубились в углах, хотя и стеснялись подойти ближе. Она подставляла поцелуям шею и размышляла вяло: она хоть умеет вообще всё ещё — хотеть? И если да, то чего именно?..

Не думать тоже было хорошо. Просто плавать в приятном мареве, позволять всякое и самой хулиганить по мелочи: то царапнуть спину, то прикусить мочку уха, то будто невзначай дразняще коснуться коленом…

— Будем спать? — шёпотом спросил Макс, нависая над ней.

Глаза у него казались чёрными провалами.

— Будем, — согласилась Маргарета, запуская руки в его волосы.

Фигурку виверны она аккуратно поставила чуть в стороне.

Глава 13. Колыбельная

По субботам в посёлке ставили рыночек. Это называлось: «ярмарка»; на самую широкую улицу вытаскивали столы и стулья, стелили клеёнки, выставляли разное добро, от сыра до домотканного сукна. Местные, конечно, и без всякого рынка знали, что у кого можно купить, и по субботам здесь бывали всё больше приезжие: то охотники, то бригада лесозаготовщиков, то отдыхающие с пруда, то, вот, Маргарета.

Макс хотел лететь тоже и шутил, что ему не терпится попасть в поселковую баню. Пожалуй, виверн справился бы с двойным весом, не так это и далеко, всё-таки не до столицы лететь, — но Маргарета отговорилась как-то, заупрямилась.

И полетела одна.

Макс был… замечательный. Предупредительный, мягкий, надёжный. Макс пушил хвост, травил байки, восхищался её неземными глазами и охотно вёлся на все подначки. Любая девчонка поплыла бы, что тут говорить? Многие из них удавились бы на месте от зависти!

Маргарета казалась самой себе сломанной. Безнадёжно искорёженной, заржавевшей, потерянной. Шарнирной куклой с ручками, выломанными с мясом, плешивой головой, пустыми провалами на месте глаз и дырой в груди. И в руках Макса она как будто становилась собой старой, холёной и немного кудрявой, но стоит ему выпустить куклу из рук, и…

Маргарета ненавидела теперь оставаться одна. Вылетая за новой порцией пустых погодных цифр, она распадалась снова на тени Маргарет. И, раз за разом разбиваясь об землю, она с трудом собирала себя из осколков.

И так же, как она всегда не могла удержаться от того, чтобы оторвать от ранки корочку запёкшейся крови, или от того, чтобы лишний раз нажать на синяк, — теперь ей нужно было полететь в посёлок одной. Пройти привычным маршрутом по пыльной дороге, кивнуть знакомым, заглянуть на почту и снять с книжки, как обычно, пару некрупных банкнот. Купить ведёрко подберёзовиков, — самое то с лапшой, а собирать грибы Маргарета никогда не умела и по-горожански побаивалась, — молоко, банку рассыпчатого творога, пахучие помидоры, как будто готовые лопнуть от первого прикосновения. Посидеть у колонки, глядя, как серьёзная девочка с очень прямой спиной скучает за столом с пирожками. Неловко пробормотать что-то про занятость и соболезнования, когда пригласят на похороны незнакомой женщины. Вспомнить хоть на несколько часов, кто она есть на самом деле: тень Маргареты, злая драконья тётя, везде и всем чужая.

Стать снова одной из теней в бесконечном хороводе. Утонуть в них, забыться, остаться на этом дне. Вернуться обратно — в простое, понятное, выносимое.