– Мистер Уильям, что же будут делать без вас мистер Бертрам и мисс Билли? – рискнул спросить старик.
И тут послышался звон. На полу лежали только осколки отделанного серебром чайника.
Слуга громко вскрикнул, но его хозяин даже не посмотрел на свое сокровище.
– Ерунда, Пит! – заявил он преувеличенно бодро. – Как ты дожил до своих лет, не понимая, что молодоженам никто не нужен? Как думаешь, мы сможем упаковать чайники сегодня? – добавил он с тревогой. – у нас есть какие-нибудь коробки?
– Я посмотрю, сэр, – с достоинством сказал Пит, но по его лицу было очевидно, что он не думает ни о чайниках, ни о коробках, в которые их можно упаковать.
Глава III
Билли говорит от всего сердца
Мистера и миссис Бертрам Хеншоу ожидали дома к первому сентября.
К тридцать первому августа старый дом на Бекон-стрит, выходящий на Общественный сад, был приведен в идеальный порядок. Дон Линг в подвале заполнял кладовые, а Пит бродил по всему дому в поисках криво стоящего стула или незамеченного клочка пыли.
Уже дважды до этого Страта – так Бертрам нарек свой дом еще очень давно – готовилась к приему Билли, тезки Уильяма. Первый раз дом украсили пистолетами и удочками для мальчика, который оказался девочкой, а второй – розовыми розами и корзинками для шитья. Тогда три брата радостно ждали девушку, которая в результате не приехала.
Тогда дом был совсем другим. Его действительно можно было назвать Стратой, он делился на несколько отдельных слоев. На одном этаже обитал Бертрам со своими картинами, на другом – Уильям и его коллекция, на третьем – Сирил со своей музыкой. Сирил уехал. Теперь на верхнем этаже обитал только Пит со своими скромными пожитками. Этаж пониже тоже затих и опустел, если не считать ковра-другого и пары предметов тяжелой мебели, которые Уильям решил не брать с собой в новую квартиру в Бекон-Хилл. А вот еще ниже располагались старые комнаты Билли, которые Пит прибрал со всей возможной тщательностью.
На окнах висели свежевыстиранные занавески, на полу лежали чистые ковры. Старая рабочая корзинка, принесенная с чердака, заняла свое законное место, а пианино, много лет простоявшее закрытым, теперь звало к себе. На видном месте стоял маленький зеленый божок, на резные плечи которого должно было опираться «стястье» из пророчества Дон Линга.
Бывшие комнаты Бертрама и гостиная на втором этаже также подверглись тщательной уборке. Даже Спунки не избежал этой участи – его выкупали.
А потом наступил первый день сентября, ясный и свежий, и в пять часов приехали молодожены.
В холле их встречали Пит и Дон Линг: морщинистое лицо Пита светилось от радости, Дон Линг улыбался, кланялся и причитал:
– Мизз Били, мизз Били.
– Добро пожаловать домой, миссис Хеншоу, – поклонился Бертрам, открывая дверь. Изысканный поклон не смог скрыть его гордости и нежности по отношению к молодой жене.
Билли засмеялась и порозовела.
– Спасибо вам всем! – воскликнула она немного нервно. – Как тут все красиво! А где же дядя Уильям? – удивилась она, оглядываясь.
– Да, между прочим, – вмешался Бертрам, – где он, Пит? Он же здоров?