Естественно, что после этого оскорбленная жена не могла больше сохранять гордое молчание. Вместо это последовали слезы, грустные улыбки и печальный рассказ о смерти Пита и его последних напутствиях, а потом – повествование Бертрама о пытке, которую он пережил от рук мисс Уинтроп и Бесси Бейли в пустом одиноком доме (без ужина). Через некоторое время голодный Уильям обнаружил их в углу кухни, и холодная картофелина так и валялась на полу.
Разрываемый голодом и нежеланием мешать возможному примирению, Уильям не знал, что ему делать, но тут Билли обернулась и заметила его. Одновременно она заметила пустую газовую плиту и горку полуочищенной картошки, для которой давно зажгли огонь. Она немедленно вырвалась из рук мужа.
– Господи! Бедному дяде Уильяму так и нечего поесть!
Они пообедали все вместе, то и дело вздыхая и смахивая слезы, потому что все вокруг напоминало им о прилежных старых руках, которые больше никогда не станут заботиться об их комфорте.
Обед получился тихим, и съели совсем немного, хотя все трое пытались храбриться и вести себя весело.
Бертрам много говорил, пытаясь убедиться, что он не виноват в том, что на лицо Билли набежала тень.
– Ты же на самом деле меня простила, правда? – спросил он, следуя за ней на кухню, когда все наконец поели.
– Да, дорогой, конечно, – вздохнула Билли, пытаясь улыбнуться.
– И ты все забудешь?
Она не ответила.
– Билли! Ты забудешь? – умоляющим голосом настаивал Бертрам.
Билли покраснела и прикусила губу. Ей явно было неприятно.
– Билли! – воскликнул он.
– Бертрам, я не могу этого забыть… пока, – тихо сказала она.
Бертрам нахмурился. Сначала казалось, что он всерьез этим озабочен и начнет спорить, но потом он улыбнулся и тряхнул головой – честно говоря, с Бертрама было довольно того, что про себя он называл «сценами» и «трагедиями». Как и любой мужчина, он хотел вернуться к прежнему, предав забвению все неприятности.
– Тебе же придется забыть, – заявил он весело, – потому что ты обещала меня простить, а нельзя простить, не забыв. Вот! – сказал он, уверившись, что теперь все пойдет, как прежде.
Билли не ответила. Она отвернулась к раковине и занялась посудой. Она не знала, сможет ли когда-нибудь забыть слова Бертрама? Как вообще забыть эти ужасные слова? «Если бы ты чуть больше занималась домом и мужем и чуть меньше веселилась с Калдервеллом, Аркрайтом и Алисой Грегори…» Ей казалось, что эти слова вечно будут звучать у нее в ушах, что они навеки выжжены в ее душе. И Бертрам ни разу не упомянул об этих словах, извиняясь. Он не сказал, что не имел этого в виду. Не сказал, что ему жаль. Он просто о них забыл и надеялся, что она тоже забудет. Как будто она могла это сделать! «Если бы ты чуть больше занималась домом и мужем и чуть меньше веселилась с Калдервеллом, Аркрайтом и Алисой Грегори…» Разве это можно забыть?
Поднявшись наверх, Билли увидела на своем столе «Наставления молодой жене». Придушенно вскрикнув, она отбросила книгу в сторону.
– Ненавижу тебя! Ненавижу! За всю эту ерунду об интересах на стороне! – яростно прошептала она. – Я их нашла. И что из этого получилось?
Когда Бертрам заснул, Билли вылезла из постели и подняла книгу. В соседней комнате, включив неяркую лампу, она тихо переворачивала страницы, пока не дошла до предложения «Возможно, в мире нет другого создания, настолько же неразумного и раздражительного, как голодный мужчина». Вздохнув, она продолжила читать, и только через несколько минут закрыла книгу, выключила свет и прокралась обратно в постель.