– Клементина? – сдержанно спросил Филипп, раскрывая газету.
– От тетушки вестей не было.
Когда я вернулась в номер, муж уже не спал, и утро мы провели в неуютном молчании, лишь изредка обмениваясь короткими, ничего не значащими фразами. Вроде накануне помирились, но никак не удавалось избавиться от ощущения, что оборванный на полуслове разговор витает над нами, как серая завеса, скрывающая солнце. И неловкость росла.
– Средство от похмелья? – ни с того ни с сего произнес Филипп.
– Чего? – забыв про изящные манеры, переспросила «леди Торн», как девчонка Тереза Вудсток, не всегда обремененная таковыми.
– У тебя дурное настроение, – кивнул Филипп.
– У женщин часто портится настроение, когда их вынуждают взрослеть в темпе драконьего полета, – не удержалась я от шпильки. – Думала, что, как мужчина опытный, вы, дорогой муж, в этом неплохо разбираетесь.
Я попыталась раскрыть газету. Проклятущие листы не желали красиво распахиваться и сминались. Шелест стоял, как в мышином логове. Аж нервный тик начался! Хотелось скомкать ее к драконовой бабушке, но Филипп посчитал бы жест совсем ребяческим.
– Так вышло, что моя жена плохо вписывается в каноны, – невозмутимо произнес он.
– Сейчас вдруг стало обидно.
– Это был комплимент, Тереза.
– Неужели? – С фальшивым восхищением я посмотрела на него над краем смятого газетного листа. – Дорогой муж, еще потренируетесь – и совсем обучитесь делать комплименты.
Усмехнувшись, он прихлебнул кофе и, казалось бы, вернулся к изучению газетной статьи.
– Какие-то планы на сегодня, дорогая жена? – спросил он.
– Хочу съездить в деревню, – спокойно ответила я на шуточный вопрос, который в медовом месяце не подразумевал никаких других планов, кроме совместных. – Можешь пока покататься на склонах.
Филипп внимательно посмотрел на меня.
– Надолго?
– Как получится.
– Поехать с тобой?
Почти уверена, он догадался, куда навострила лыжи жена, и уже не одобрял.