– Мы с ней не приятельницы!
– А в бридж играли весьма энергично, – подколол Рендел.
Клементина недовольно фыркнула и снова перечитала послание от младшей сестры, словно пыталась между строк отыскать призыв о помощи.
Почтовая шкатулка крякнула.
– Твой муж? – оживилась Клементина.
Филипп и впрямь весь день хранил нервирующее молчание. Негодяй!
– Стряпчий, – поправила я, вскрывая письмо.
Законник нашелся по объявлению в утреннем «Вестнике». Колонка оказалась самой крупной на полосе, бросалась в глаза и сразу вызывала доверие. Печать, правда, мне пришлось поставить старую, на имя Терезы Вудсток. Новую, для леди Торн, сделать не успели.
С раздражающим оптимизмом стряпчий ответил, что с радостью поможет освободиться от мужа, и предлагал ознакомиться с расценками. Запрошенный гонорар, мягко говоря, заставил брови поползти на лоб. Сразу стало ясно, отчего объявление у этого мошенника в законе самое крупное среди прочих. С такими ценами на разводы можно покупать целые газетные полосы и обводить их фигурными рамочками!
– Дешевле нанять бандитов и стать вдовой, чем разведенной женщиной, – тихо прокомментировала Клементина, впечатлившись суммой.
Я недовольно на нее покосилась.
– Ты права! Нечего брать грех на душу из-за изменника. Я столько не молюсь! – передумала она причинять добро единственной племяннице. – Обратимся к местному стряпчему. Они с Ренделом давно знакомы.
Мы зачем-то посмотрели на дядьку.
– Уверены? – не поднимая взгляда от газеты, уточнил тот.
– Ужасная идея, – согласилась я.
Не то чтобы его приятель – профан в семейном праве, но он болтун, каких свет не видывал, и понятия не имеет, что такое тайна клиента. Не успеешь выйти из конторы после консультации, как весь город начнет обсуждать развод новоявленной леди Торн. Они помолвку в энтильском храме полгода обсасывают, а тут потянет минимум лет на десять незатухающих сплетен.
– У меня еще остались деньги от наследства, – принялась я рассуждать. – На стряпчего должно хватить. В газете несколько объявлений. Напишу и в другие конторы.
– Половину на свадьбу, половину на развод, – фыркнула тетушка. – Да твои родители с небес проклянут меня пожизненной изжогой!
Она вышла, а я, страшно расстроенная, отправилась на кухню заваривать крепкий чай. С успокоительной настойкой. С Филиппом невозможно развестись без помощи божественного средства, способного за минуту распутать комок нервов и превратить их в стальные канаты. Но пока засыпала заварку в чайник, поняла, что средство прекрасно и само по себе. Без чая. Хлопнула рюмку и заела энтильскими орешками.
Спокойная как табуретка и соображающая уже не лучше этой самой табуретки, я отправилась успокаивать Клементину. Не настойкой, а добрым словом. Постучалась в ее спальню, осторожно приоткрыла дверь и остолбенела на пороге.