Восхождение богов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты свободна, сестра. Больше я не трону тебя. Правда… не уверен, что ты переживешь грядущее. Боюсь, ты умрешь вместе с этим миром, когда я получу своего Клоса.

Туула внутренне сжалась. Она знала, что он поступит так. Знала, но все равно выбрала этот путь.

– Ну-ну, не расстраивайся так, сестренка. Помнишь, что я обещал тебе, когда все только начиналось? – брат присел рядом, притягивая ее к себе на колени, и погрузился в сладость и горечь воспоминаний:

– Тот день был одним из счастливейших в моей жизни! Тогда ты отдала мне все, что у тебя было. Встала на колени, моля о спасении, и я даровал его тебе. Никогда и пальцем не тронул… и ты всегда была со мной! Сейчас пути расходятся. Скоро ты превратишься в ничто. Станешь пустым местом, ведь исчезнет ядро этой утомительной планеты, и твоя душа рассыплется космическим мусором, отголоском, путешествующим между звезд. Мы иногда ощущаем их. Эти случайные эмоции, чувство потери, незавершенности – все, что осталось от выпитых планет. Ты познаешь, что это такое – быть потерянной, – он приобнял ее и подтянул к груди, чтобы взглянуть в глаза той, чьи разбитые чувства так долго волновали его.

Ее истинный, невыразительный лик приятно грел сердце вечного. Ее горечь вызывала в нем почти человеческие желания. Ему нравилось смотреть, как Туула пытается вырваться из рук, держа в мыслях: «Я свободна. Он отпускает меня. Не тронет больше. Все закончилось!»

А потом горячий шепот прямо в лицо:

– Но если ты очень-очень сильно попросишь, если будешь умолять и снова встанешь на колени, если докажешь, что хочешь этого и готова ради меня на все – обещаю, я верну тебя. Ты вновь станешь вечной. Моей сестрой, дочерью и возлюбленной. Мы вместе отправимся в другие миры и никогда не расстанемся. Моя дорогая Туула. Покажи свою любовь, и я прощу все прегрешения, забуду, как ты пыталась манипулировать Никлосом, Селестой, Шэ и Олой. Забуду, как ты настраивала против меня остальных вечных, как сопротивлялась мне, коварно утверждая, что предана до конца. Давай, давай начнем все сначала, милая? – в нем было столько тепла, заботы, какой-то лихорадки чувств, от которой и руки его становились теплее, почти обжигая тонкую кожу девушки, что с испугом смотрела на него.

Она пыталась вырваться, заткнуть уши, чтобы не слышать обещаний в его речах, не слышать слов: «Ты так доверчива, как в тот день, когда помогла победить первого врага. Когда открыла способ обойти физический поединок через магию. Нашла учителя и деньги, чтобы он обучал меня. Никто не знал, что это была ты. Что это сестринская любовь уничтожила отца и родное ожерелье. Что это ты открыла во мне силы, перевернувшие равновесие природы. И уничтожившие все».

Туула была виновна во всем, что с ней случилось. Виновна в любви к брату, который никогда на самом деле не любил ее.

И теперь Ктуул доказывал, что она опять ошиблась. Что даже найдя, казалось бы, идеального спутника, он не готов отказаться от любимой игрушки.

– Ты же обещал, – прошептала девушка. – Ты говорил, что отпустишь…

– Но так и есть! Я отпускаю тебя. Если ты этого действительно хочешь. Если готова отказаться от всего, даже от жизни и посмертия, готова превратиться в пустоту. Да. Я отпущу тебя в это, – притворное простодушие так и сочилось из него. Из того, как он держал ее на месте, не давая и секунды на то, чтобы вырваться и хотя бы чуть-чуть вдохнуть холодного ветра, чтобы разорвать ненавистные узы.

– Тогда отпусти! – закричала она, ударяя по его груди.

Туула била вновь и вновь, а Ктуул обращал ее гнев в истерику, обхватывая руками и прижимая к себе, утешая, как если бы речь шла о разбитых коленках.

– О, сестричка, как же тебе больно, – с напускной заботой шептал брат. – Как я могу отпустить тебя, если ты так разбита? Если тебе так плохо? Как я могу бросить тебя, ведь ты не сможешь жить без меня, дорогая?

Мысли Туулы метались, как птицы, запертые в клетке. Она искала выход и не находила. Она так отчаянно мечтала освободиться, даже не предполагая, что он никогда в действительности не даст ей и шанса сделать это. Что он все равно будет издеваться, прикрываясь любовью.

У нее была только одна попытка. Только один шанс. И она воспользовалась им:

– Слышишь? Они идут. Они скоро будут здесь! Так ты хочешь встретить их? Своего любимого Клоса, выбирающегося из Никлоса, как из старого, плохо сидящего костюма?

Ктуул, сочтя ее слова за поражение, отпустил девушку и даже помог подняться, хоть ее и знобило от жуткого холода в костях. Взмахнув рукой, он нарядил сестру в блестящее, облегающее платье, завил волосы длинными волнами, украсил лицо легким макияжем и даже вплел в аромат ее тела нотки ванили и вереска. Сам же выбрал белый костюм, отливающий перламутровыми оттенками на солнце, плотный, но на ощупь – чистый шелк. Он вернулся на трон, установленный напротив единственного открытого входа в зал, а Туулу усадил на ступени подле, как если бы она была его питомцем. В его руках возник ошейник, которым он играл, как на нервах застывшей сестрицы.

Позже они продолжат этот мучительно приятный разговор. Глядя на сестру, Ктуул видел, что она вновь сломалась. Та эгоистичная, мелкая пакость, что лилась последние тысячелетия из Туулы, ушла, уступив привычной ранимости, детской непосредственности и доверчивости. Девушка возвращается к белому листу, на котором он напишет нечто новое, более захватывающее.