Поздно вечером Василий вернулся домой, еле держась на ногах. Громко скинул сапоги, икнул и запел:
Песня оборвалась.
В избе раздался мощный храп.
Отец совершил чудо. На беду Аксинье. Свадьбе с Микиткой быть.
Утром узницу выпустили из клети. Ждали ерофеевских сватов со дня на день. Василий рассказывал жене, улыбаясь в бороду:
– Аким мужик умный, понял, что наговоры на Аксиньку идут. Я дал свое слово, что не было… Веди дочку в баню. Да смотри, чтоб не убежала. И корми хорошо. Дойдет девка, и так худосочная.
Анна кивнула головой и подтолкнула дочь. Всякий блеск исчез из глаз Аксиньи. Круги под глазами. Тусклая коса. Будто старуха, а не девка на выданье.
В бане Анна не выдержала, прижала к сердцу дочь:
– Ты моя кровинушка. Образуется все. Перемелется – мука будет. Будешь ты у меня самой счастливой.
– Мату-у-ушка. – Ласка разрушила все преграды.
Соленые потоки хлынули, затопили мать и дочь. Будто маленькой, мать расплела Аксинье косу. Промыла волосы березовым щелоком, облила травяным настоем.
– Что ж ты как неживая? Оксюша?
– А мне лучше так. Или реветь, или замороженной ходить.
Розовая, пропитавшаяся паром, Аксинья не смела поднять глаза на отца. Она скользнула в клеть, но остановилась, услышав отцовское:
– Аксинья, сядь. Слушай меня.
Она послушно села на лавку, поджав босые ноги. Анна встала рядом, не смея обнять дочь за плечи.
– Спасибо тебе, дочурка, за те унижения, что пришлось мне, уважаемому человеку, претерпеть! – Василий шумно встал, задребезжала посуда. – Чуть не на коленях молил я его не лишать меня дружбы и не расторгать наши общие дела. Анна, сил моих нет.
Аксинья представила отца, вымаливающего прощение у спесивого Акима. Шумно вздохнула.
– Недаром бают люди: и у доброго отца родится бешена овца.
– Василий…