– Нравился? Да я сохла по нему. Мужем его своим будущим считала. Каждую ночку… А тут ты…
– Не нарочно я… Смотрел он на меня неотрывно. Потом на берегу… Каждый вечер мы там встречались. Люб он мне, и я для него свет в оконце.
– Там, на бережке, ты и честь свою девичью отдала, а, Аксинья?
Та замешкалась, обескураженная грубым тоном.
– Чиста я… Не злобствуй. В воскресенье сватать он меня придет! Станем мы мужем и женой, как он мне обещал, перед Богом и людьми.
– Слыхала я, что ночью сбежала ты к нему… да в Александровке венчаться собирались тайком… Думаешь, не знает никто? – зло всхлипнув, Ульяна быстро нацепила рубаху, башмаки да побежала домой.
– С легким паром, дочка! А где Ульяна? Куда потерялась? – спросила мать.
– В свою избу ушла. К нам не захотела заглянуть.
– Что с ней приключилось? Как неродная стала.
– Матушка, это из-за Гриши все. Помнишь, она сохла по нему…
– Я думала, несерьезно… Девичьи безделицы.
– Присушило Ульяну. Теперь она злится… Я б не поверила, что может она черные слова говорить.
Василий на жену и дочку не смотрел. Все подливал и подливал себе вина и скоро завалился на боковую. Аксинья потрогала рубец. Знатно огрел ее отец, со всей злости.
– Феденька, иди обниму. – Она прижала к себе брата. – Спасибо тебе.
– За что?
– Ты же замок-то открыл той ночью?
– Я?
– А кто? Федя, ты чего?
– Не помню. – Он заелозил по лавке, отодвинулся подальше.
Аксинья пожала плечами. Странности Феди были делом обычным. Помог сестре, а теперь отпирается.