Каиржан глубоко вздохнул, кошка требовательно мяукнула, засунув в окно почти половину облезлого туловища. Кинуть бы ей что-нибудь, да ничего не припасено. Из зарослей тальника вылез полноценный рассвет, стряхнул розовую пудру и пошел наяривать по сонным улочкам.
– П ослушайте, гражданин Корниевский, зачем вы врете? Вы даже не знаете, как убиты эти банд… эти люди. Я вас пойму. И не буду говорить о нашей беседе. Только вы мне правду расскажите.
– Правду? – Бледные стариковские глаза ожили, загорелись. – А правда вот она: это жертва. Сокровище требовало жертвы и получило ее.
– Ах, сокровище? У вас украли что-то ценное?
– Нет. Не украли, потому и жертвовать надо.
О том, что сидевший напротив профессор доподлинно сумасшедший, гадать не приходилось. Таких после войны в Акмолинске развелось без счета. К рабочей столовой каждый день приходила костлявая спица в вязаной кофте с огромным ридикюлем под мышкой. Один день она требовала дежурных блюд, чтобы провести экспертизу на наличие-отсутствие яда, а другой – приносила целебные добавки к пролетарской еде, чтобы нейтрализовать происки врагов. По факту добавки оказывались речным песком или сушеной травой, но распознать это удавалось не сразу. Спица угрожала поварихам тюрьмой, санэпидстанцией и карами небесными. Поначалу ее принимали всерьез, искали заговор, провокацию, но потом разглядели в ридикюле завернутую в тряпье куклу и перестали обращать внимание. Разве что накормят. Безногий перед рынком сыпал незнакомыми словами, вытаскивал кумалаки вроде как погадать, а потом мог взять и запустить горсть камней в прохожего. На центральной улице перед самым обкомом дремучий шал все порывался кого-нибудь вызвать на бой, а пока метил территорию, подобно уличным псам. Он не стеснялся ни дам, ни начальников, смело вытаскивал из многочисленных складок свой вялый отросток и целился в углы домов, столбы и тележные колеса. Возницы ругались, но терпели: юродивых обижать не заведено. Хуже всего приходилось зимой, когда сумасшедшие замерзали насмерть. Больницы закрывались на вшивый карантин и потом до весны отмывались, вычищая запах гнилья. По-хорошему, медперсоналу бы надбавку за вредность, но в эти лихие времена вообще не наблюдалось приятной работы.
– Итак, гражданин, вы убили двух человек и готовы понести наказание? – Каиржан устал от пустой болтовни, открыл чернильницу, приготовился писать. Кошка отчаялась выпросить пропитание детенышам и уселась на карнизе, сверля круглыми желтыми глазами внутренность кабинета с ненужной лампой посреди стола.
– А это вампир, – сказал Арсений Михайлович, – кошка ваша. Она просит крови, а вы не даете. – Он обреченно махнул рукой, забыв про наручники. По комнате прокатился глухой ропот железа.
– Ага. Она вампир, а я оборотень, – вздохнул милиционер.
Спектакль следовало закруглять. До прихода начальства нужно пробраться в морг и умыкнуть ремень. Следовало еще придумать уместный предлог. Может быть, профессор чокнутый, а может, и «косил», это не его, не Каиржана дело, на то имелись спецы. На лист быстренько легли косые строчки, слуга правопорядка протянул бумагу Арсению Михайловичу на подпись, расстегнул на нем совершенно неуместные наручники и указал на дверь.
– Мне куда? В тюрьму?
– Вы и так никуда не убежите, гражданин. Идите-ка домой.
Следующим к нему привели Айбара.
– Ну, а ты что? – Каиржан заговорил по-казахски, так оно быстрее выйдет. – Тоже убил этих двоих?
– Да, конечно, убил, – задержанный удивился.
– И где же ты находился в момент убийства?
– Под балконом стоял.
– Ждал, когда они появятся, чтобы убить?
– Да. – Айбар выглядел озадаченным.
– А зачем?