– Как зачем? Это же воры, грабители! Все равно что фашисты. Что мне, стоять и смотреть, как они бесчинствуют? Таких надо убивать.
Да, это как пить дать. Особенно того, на ком красовалась любовно выкованная пряжка. Слова зеленоглазого упали в желудок темным и холодным комом в довесок к словам сумасшедшего профессора: да, таких надо убивать.
– Контуженый? – Каиржан вытащил трофейный портсигар, предложил закурить.
– Есть немного. Два ранения. – Айбар назвал фронты, начал перечислять роты. Оказалось, воевали по соседству.
– Вот что, брат, ты посиди и подумай, может, встречал кого из них, может, старые распри между вами были. Давай, крути мозгой! А я пока…
– Да я… я же не их убивал, а фрицев. Понимаешь? Фрицы это были.
– Как?
– Натурально! В касках и с ранцами. А у меня задание.
– Ага… А эта кошка вампир? – Каиржан недовольно кивнул подбородком в сторону окна.
– К акая кошка? – створка окна замерла в вопросительной паузе, во дворе чернел только одинокий колодец.
В это сумбурное утро Каиржану не работалось, не отпускала своя застарелая боль. Вот и кошка опять ушла голодной, обиделась. К чему болтовня этого зеленоглазого и смешного шала-музыканта? Надо копать совсем в другую сторону, искать, кто водился с убитыми, переломать всю шайку-лейку, среди которой наверняка прятался убийца брата. Время уходило, скоро набегут сослуживцы, пряжка его безоблачного детства перекочует в хранилку, а оттуда хрен вытащишь. То дело нельзя никому передавать, ворошить, разворачивать кокон боли, плотно спеленутый прошедшими годами. Он непременно должен был рассчитаться тогда же, не откладывая, потому что дал мужскую клятву. Не сумел, вот и потерял Камшат. Если опять проворонит, еще что-нибудь не задастся.
– Ладно, иди пока погуляй во дворе. – Каиржан вскочил, едва не вытолкал задержанного в проход, столкнулся в дверях с рыжей кудрявой красоткой, буркнул ей что-то невразумительное и побежал в морг. Выкрасть братов ремень стало для него первостепенной задачей, как провести диверсию или удержать высоту. Он загадал, что если все сложится как надо, то отпустит этих сумасшедших на все четыре стороны. Только бы сжать в кулаке пряжку, спрятать ее в походный ранец, разговаривать с ней по ночам, как с Бауржаном.
– Ефимыч, мне надо отлучиться, ты сам пока! – кинул на бегу.
– Хо-ро-шо, – донеслось в ответ из дежурки, кажется, этой ночью милиции выпало хлопот больше положенного.
Когда Каиржан вернулся к себе, довольный Ефимыч уже вскипятил чай. Во дворе топали и матерились сменщики, пыхтел «Виллис» начальника, грозно лаял Анзор, которого Петька собрался обучить сыскной службе, но почему-то не находил с псом общего языка.
– Вобчем, дело то тухлое, – начал Ефимыч. – Девка эта с зеленоглазым непотребным занималась, то жених ейный. Потом они к концерту пошли старика встретить и проводить.
– Как это – непотребным? Так и призналась тебе, взрослому мужику?
– Да я, поди, для ее ужо дедушко! – Ефимыч добродушно покхекал в усы. – Да, так и сказала. Нонышние девки бесстыжие.
– Угу. Уятсыз…[161] А потом?
– Гуторит, что, когда пришли на место, увидели узел на земле. Узнали шмотье старика и забрали до хаты. Те бандюки, как я помышляю, сами друг друга прирезали, не поделили куш. Мабуть, у старика царские ценности хранились, вот и все дела.