Убийства в Белом Монастыре

22
18
20
22
24
26
28
30

– Выпейте! Почему нет?

Именно усталость, как показалось ему, заставила ее сказать правду. Она говорила словно помимо собственной воли:

– Потому что дядя Морис скажет, что я пила. Добрый старый дядя Морис! Вот… – Она с трудом болезненно сглотнула, а он тем временем намочил полотенце, отжал его и попытался приложить к багровым синякам у нее на шее.

– Так хорошо. Вам лучше?

– Разумеется.

– Может, сделать еще один компресс? Нет? Тогда подождите, я пристрою эту штуку у вас на шее, а потом вы мне расскажете, что заставляет ваших друзей типа… типа ее светлости Луизы Кэрью, – (звучание этого имени показалось ему самому странным, особенно если вспомнить смиренную девицу, которая ему всегда представлялась сидящей ниже других), – ваших друзей типа ее светлости Луизы Кэрью впадать в истерику и пытаться вас убить. Сидите тихо!

– Ну вот что вы делаете? Дайте мне это полотенце.

Она пошевелилась и слабо улыбнулась. Он рассмотрел ее более внимательно. Сходство? Если бы не игра света, он мог бы вообще его не усмотреть.

Ее отличала собственная неброская красота. Лицо бледное, без макияжа, тонкие брови с приподнятыми внешними кончиками, над словно светящимися изнутри темно-карими глазами. Она, в отличие от Марсии, смотрела прямо и пугающе пристально, но у нее были такие же тяжелые веки, маленький пухлый рот и изящная шея.

Что же тогда? Очередная жертва снов в этом странном доме? Фон для тщеславных выходок братьев Бохун, как Луиза – для лорда Канифеста? Все было предельно ясно по тону, которым Джон Бохун рассеянно говорил о «крошке Кейт». Он вспомнил, что по этому поводу сказал Уиллард.

– Прошу меня простить, – произнесла она с беспокойством, – я была расстроена и говорила глупости, впрочем, как всегда. Но я очень люблю Луизу. У нее никогда не было шанса… Ее отец… ну, вы же его видели?

– Я слышал, как он говорит.

– Да, я именно об этом. – Она кивнула. – Луизе вы понравились. В дружеском кругу она совсем другой человек. Думаю, это можно сказать про всех нас. – Она выглянула в окно, потом снова повернулась к нему. – Можно у вас кое-что спросить? Стелла сказала… Стелла – это горничная, которая утром принесла мне чай. Так вот, Стелла сказала, что они все обсуждали это внизу… Это правда? Ну, касательно Марсии… Это так? Да? – произнесла она, не переводя дыхания.

Он кивнул.

– Стелла сказала, что ее ударили… убили там, в павильоне, и у нее вся голова разбита, а Джон нашел ее там. Это тоже правда?

– Боюсь, что да.

Она снова отвернулась к окну, плечи ее были напряжены, глаза закрыты. Через некоторое время он тихо произнес:

– Она вам нравилась?

– Нравилась? Нет. Я ее презирала. Впрочем, и это неправда. Но боже, как я ей завидовала…

Сказать было нечего. Беннет чувствовал неловкость. Он порылся в вещах, разыскивая сигареты.