Убийства в Белом Монастыре

Треск. Тихий стук положенного на стол орехокола. Беннет вдруг отодвинул остывший кофе…

– Полагаю, – сказал Морис, – мы все готовы приступить к этому любопытному эксперименту, предложенному сэром Генри. Смею заявить, что он, разумеется, никоим образом не поможет выявить подлинного убийцу мисс Тэйт. Но эта реконструкция будет весьма интересна некоторым из нас, особенно – хрясь! – Луизе, моей дорогой подруге. Ха-ха-ха. И потом, я всегда рад поведать о красотах Белого Монастыря, как делал это и вчера. Сэр Генри, желаете, чтобы я провел всех по дому, как и тогда?

– Нет, – сказал Г. М. Все как будто едва не забыли о его присутствии. – Ничего столь основательного. Начнем отсюда и поднимемся в ту комнату. Гм. Я не возражаю, если вы будете рассказывать, если хотите. В темноте будет проще. Представьте, что она идет между вами и мной. Мы пойдем вперед, а остальные могут последовать в том же порядке, как и вчера.

Морис встал.

– Именно так. Луиза с моим другом Джервисом. Малютка Кейт с мистером Беннетом в роли нашего отсутствующего гостя. Я бы весьма рекомендовал, чтобы каждый действовал так же, как и вчера. Что до меня, то я так часто представлял себе в этом доме прогулки и беседы с мертвыми леди, что едва ли мне будет трудно вообразить, как последняя из них идет рука об руку со мной. Томпсон, задуйте все свечи, кроме одной.

Когда по одной стали задувать свечи, казалось, это забивают гвозди в дверь, отделяющую их от прошлого, пусть даже это прошлое – всего лишь минувшая ночь. Лунный свет пробивался в окна, касаясь фигур, придавая лицам молочный оттенок. Шаркали ноги. Желтый огонек свечи в поднятой руке Мориса колебался. Он коснулся портрета, потемневшего, потрескавшегося портрета молодой дамы в желтом платье, чей непроницаемый взгляд им сразу напомнил о другой женщине, прежде чем свечу снова опустили.

– Сюда, – сказал Морис.

Снова шаги зашуршали по камню. Крошечное пламя поплыло вперед. Беннет почувствовал, как дрожит рука Катарины. Когда они вышли в лабиринт коридоров, тонкий голос Мориса зазвучал ровно и приятно.

– Касательно этой полнотелой прелестницы… – Он улыбнулся пустому пространству под пламенем свечи. – Интересно, что, помимо интрижки с монархом, которую можно уподобить терпеливому Провидению, которое ее хранило, жизнь этой дамы главным образом определяла любовь четверых мужчин. Один был известный актер. Другой – драматург. Третий – красавчик-капитан по имени Джон. И еще один, разумеется, был ее многотерпеливый муж.

Я имею в виду Барбару Вильерс Палмер, первую леди Каслмейн, впоследствии герцогиню Кливлендскую. Актера звали Чарльз Харт, он был внучатый племянник Шекспира и великий трагик с Друри-Лейн; говорили, что он может самого короля поучить хорошим манерам. Драматург – Уильям Уичерли, остроумец, который сделал ее милости комплимент, мол, она умеет угодить целому миру наиболее подобающим образом. Капитана звали Джон Черчилль, и позже он прославился (за свою любовь к деньгам) как герцог Мальборо. Супруг же был ничтожный Роджер Палмер, персона ничем не примечательная.

Разумеется, были и другие. Был чумазый канатоходец, из самых низов, по имени Джейкоб Холл, иногда он устраивал представления с Панчем и Джуди[22] на ярмарке Святого Варфоломея. Позже был старый седовласый пройдоха по имени Красавчик Филдинг, он хотел жениться на ней и в итоге все же женился. Кстати, у этого Филдинга была взрослая дочь. И вот мне подумалось, что если течение капризного времени так сильно менялось…

Впереди Беннет смутно различил силуэты Луизы и Уилларда. Луиза была напряжена, и он догадался, что она смотрит вперед, будто пытаясь что-то разглядеть во мраке. Она дрожала, словно от холода, и Уиллард нежно коснулся ее руки. Беннет мог поклясться, что на лестнице скрипнула половица еще до того, как Морис и Г. М. прошли вперед. Беннет огляделся. Они с Катариной сильно отстали от прочих. В темноте он отчетливо увидел ее глаза, когда она подняла голову.

– Вот здесь… – сказала она.

– Да. А я Райнгер.

Руки его коснулись ее плеч и напряглись. Это было полное безумие, но сумасшедшая судьба все решила с неизбежностью, с которой направила всех в комнату короля Карла. Это длилось то ли секунду, то ли пару минут – горячая пустота, ее дрожащее тело, потом он почувствовал, как шевельнулись ее губы, и услышал откуда-то сверху тяжелые удары собственного сердца и ее шепот: «…идите с Уиллардом и Луизой». Она вырвалась прежде, чем он успел сказать: «Когда войдете туда, не смотрите вниз», и он подумал, что, кажется, все же озвучил свои мысли вслух. Но он не мог быть уверен ни в чем в этой вибрирующей темноте, разве что в голове у него была полная каша и на миг он забыл, где сейчас настоящий Райнгер.

Любовь и смерть, любовь и смерть, и губы Катарины. Пламя свечи двигалось вперед и вверх по лестнице, касаясь высоких портретов в позолоченных рамах, и из темноты вдруг явилось еще одно изображение этой проклятой женщины. Барбара Вильерс или Марсия Тэйт – портрет улыбался… Он опустил глаза и с удивлением обнаружил, что сейчас рядом с ним идет Луиза. Она не смотрела на него, руки ее были стиснуты вместе, а где-то впереди звучал высокий голос Мориса:

– …по этой галерее. Вы увидите стулья, являющиеся собственностью короля, с королевским гербом: корона, поддерживаемая вставшими на задние лапы львами, и монограмма C. R.[23] вырезана на спинках стульев.

Беннет пробормотал, обращаясь к Луизе, что-то невразумительное и с удивлением заметил ее яростный сосредоточенный взгляд. Свет коснулся двери комнаты короля Карла.

– А здесь, – сказал Морис и запнулся. – Эта дверь… она заперта!

– Ах да. Именно так, – сказал Г. М. – Ну ничего, у меня есть ключ. Подождите, сейчас открою.