Убийства в Белом Монастыре

– Как вы считаете, мой милый глупец, – пророкотал он, – разве они не увидели бы свет? Разве мы с вами сами не видели свет сквозь щели венецианской шторы, когда Уиллард включил свет сегодня вечером в гостиной? Перестаньте уже перебивать, а? Черт, я только разошелся…

Итак, он зажигал спички, переворачивал вещи, бил стекло, снял с женщины шубу и спрятал ее калоши в шкафу, где я их и нашел. Оружие ему было не из чего изобразить – пришлось задействовать кочергу. Но и так все было понятно – ни крови, ни волос. Он положил ее на пол после пары минут отчаянной работы. Затем направился к двери, увидел по дороге Локера, поприветствовал его, пошел назад, без особой нужды крикнул, так что это вообще не было похоже на него и вызвало у меня первые подозрения. Бросается назад к двери – и видит, что через луг идет Джим Беннет…

Кстати, насколько я понимаю, руки у него были в крови. Вам это не показалось странным, мой мальчик, – липкая кровь, хотя женщину убили несколько часов назад? Это не значит, что ее убил он. Это лишь значит, что он ее резко поднял, чего не стал бы делать при простом осмотре тела, и кровь полилась, хотя и не то чтобы свежая – сердце уже не билось.

Кто-то вскрикнул. Г. М. посмотрел так, словно в руке у него был поднят хлыст.

– Тогда, – тяжело продолжал он, – все было готово. Умный парень – во всем, кроме одного. Он совсем забыл про снег. Вас не удивило, что он вздрогнул, когда Джим Беннет на это указал, и закричал, что это ничего не значит? Понимаете, почему он позволил себе засмеяться, когда Уиллард предположил, что убийство Тэйт в павильоне означает договоренность о встрече вчера вечером? О встрече, ребята, тем не менее штора на высоком окне даже не была опущена! Это вообще никого не насторожило? Ну ладно. Он подумал, что замел следы. Теперь он мог объявить всем, что прибыл домой намного раньше, чем на самом деле. Он мог сказать, что не убивал Канифеста, потому что был уже здесь, когда «Канифест откинулся».

Морис Бохун засмеялся: это был тоненький, злобный смех, от которого задрожали его плечи.

– Именно, сэр Генри. Но я должен предположить – и предполагаю, – что именно тут ваша теория с треском рушится. В высшей степени интересно! Вы заявляете, что мой брат абсолютно невиновен. Вы говорите, что он все это проделал с одной-единственной целью. Точнее, цель была двойная: во-первых (и тут я с вами легко соглашусь), перенести тело Марсии, чтобы его не обвинили на основании того, что тело найдено у него в комнате. Однако насчет того, чтобы солгать относительно времени приезда домой… Тут уж вы поторопились! Он не лгал о том, когда приехал. По сути, все, что вы сказали, – это блестящее и практически не поддающееся отрицанию обвинение моего несчастного брата в убийстве. Он прибыл вскоре после трех часов ночи. Всего несколько минут спустя, по заверению врача, Марсия и была убита. Ну?

– Именно, – сказал Г. М. – И это полностью меня убеждает, мой дорогой, что он не совершал убийства.

– Вот как? Не думаю, – сказал Морис, сдерживая ярость, – что сейчас подходящее время говорить всякую чушь.

– О, это не чушь. Вот человек, который хочет доказать, что он не убивал ни Канифеста, ни Тэйт. Так? Одно обвинение он хочет опровергнуть, сообщив, будто прибыл раньше, чем на самом деле, другое – перенеся тело в другое место. Гм. Ладно. Если он правда убил Тэйт, то он знал, что она мертва, – тут, полагаю, нет особой натяжки. Тогда какого черта он заявляет, что прибыл практически в то время, когда эту женщину убили? Точнее, чуть раньше, чем ее убили. Это было бы ужасной глупостью и навлекло бы на него подозрение, особенно с учетом того, что он ехал из Лондона и минут двадцать, ну, полчаса не сыграли бы никакой роли. Почему он сказал, что приехал в три часа ночи? Почему не назвал более раннее время и не обеспечил себе алиби сразу на оба случая? Вы скажете: потому что Томпсон слышал, как он вошел, и Томпсон не солжет. Нет, так не пойдет. Он рассказал все задолго до того, как узнал, что по какой-то невообразимой, непредвиденной случайности Томпсон не спал из-за зубной боли и мог его увидеть. Он рассказал эту историю намеренно, потому что… Вам прочесть телеграмму?

– Телеграмму? Какую телеграмму?

– От Канифеста. Я получил ее прямо перед ужином. Интересная. Вот что там сказано. – Г. М. достал из внутреннего кармана сложенный лист бумаги. – Вообще говоря, я его спрашивал, когда Джон Бохун вчера приходил к нему домой.

ПРИШЕЛ СРАЗУ ПОСЛЕ СДАЧИ В ПЕЧАТЬ УТРЕННЕГО ВЫПУСКА «ГЛОУБ ДЖОРНАЛ», РОВНО В ДВА СОРОК ПЯТЬ НОЧИ. НАШЕЛ ТОГО САМОГО ПОСЕТИТЕЛЯ У БОКОВОЙ ДВЕРИ И ОТВЕЛ ЕГО В СВОЮ БЕРЛОГУ. НЕ ЗНАЮ, КОГДА ОН УШЕЛ, У МЕНЯ БЫЛ СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП, КАК ПОНИМАЕТЕ, НО ЯВНО НЕ РАНЬШЕ ЧЕМ ПОЛЧЕТВЕРТОГО.

Г. М. швырнул бумажку на стол.

– Он сказал – в три часа, потому что решил, что это надежный вариант, отводящий от него подозрения. На самом же деле он появился здесь лишь часом или двумя позже.

– Но кто-то же сюда приехал! – вскричал Уиллард. – Кто-то подъехал в десять минут четвертого! Кто это был?

– Убийца, – сказал Г. М. – Ему просто несказанно повезло – он был избавлен от любых превратностей судьбы, природы и безумия, он морочил нам голову прямо у нас на глазах… Но хватайте же его, Мастерс!

Голос Г. М. прогремел по комнате, и кто-то метнулся в открытую дверь в сторону галереи. В тот же миг открылась дверь на лестницу, и инспектор Поттер влетел в нее именно тогда, когда из другой показался Мастерс.

С какой-то мертвенной формальностью Мастерс произнес:

– Герберт Тиммонс Эмери, вы арестованы за убийство Марсии Тэйт и Карла Райнгера. Я должен вас предупредить, что все…