– Едва вышла замуж, и уже столько малышей! Прыткая ты. А где их отец? – спросил самый молодой.
– Там, сзади, – солгала моя мать.
– Мы давно уже вас подстерегаем, но видели только одинокую женщину в роскошном подвенечном платье, обвешанную детьми и волокущую груженую повозку. Что хорошего у тебя в этих мешках?
– Мука, чтобы прокормить моих детей.
– Что ж, твое зерно послужит другому делу.
Мужчины потащили мешки, в которые с воем вцепились моя мать и Анхела. С разъяренной Фраскитой едва могли сладить двое, а третий пытался удержать младшую из двух фурий, уворачиваясь как мог от ее зубов и когтей.
И тогда всадник спешился.
– Что же, у тебя, при таком роскошном платье, только и есть, что эта мука, чтобы прокормиться? – с улыбкой спросил он.
– Больше ничего нет, – ответила моя мать, глядя на него из-под растрепавшихся волос.
– Сальвадор, тебе не кажется странной эта чертовка? – крикнул всаднику Мануэль, тот, что заговорил первым. – Она не похожа на здешних женщин. Откуда ты, красавица?
– Из Сантавелы, с той стороны сьерры.
– Хочешь, чтобы мы поверили, будто ты проделала весь этот путь и в одиночку тащила свое барахло? – обозлился тот, что упустил своего осла, пытаясь обуздать Анхелу.
– Держи! Вот тебе в утешение. Купишь в деревне все, что тебе надо, – сказал Сальвадор, протягивая ей кошелек. – У твоей дочки, той, что кусается и царапается, очень красивый голос.
Фраскита успокоилась, и Анхела вместе с остальными прижалась к матери. Вся семья молча смотрела, как мужчины сгружают мешки.
– А почему бы вам самим не сходить в деревню и не купить там себе хлеба? – наконец закричала Анхела, которую все еще душила ярость.
– Нас там поджидает гражданская гвардия, – объяснил Сальвадор, – не только там, но там особенно, и тот, кто нас накормит, рискует жизнью.
– Вы бандиты? – спросил Педро, заслоняя собой двух младших сестер.
– Бандиты? – будто обращаясь к себе, повторил Сальвадор. – “Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России” – так говорил Бакунин. Трое мужчин, кото[6] рых ты видишь рядом со мной, здешние крестьяне. Мы вместе с другими сражаемся за то, чтобы земля, которую они обрабатывают, принадлежала всем. Батраки с нами, но многие боятся за свои семьи. Для того их и женят, чтобы наплодили малышей, и тогда касики берут их за горло. Им платят столько, чтобы не умереть с голоду, многие детишки и не выживают, но у них всегда остается по одному, и он мешает взбунтоваться, он удерживает их руку. А тот, у кого все дети умерли с голоду, становится отчаянным бойцом! Это для них ты приволокла сюда хлеб. Хлеб для людей, жаждущих мести. Если бы не твое зерно, мы могли бы все сдохнуть в наших горах, не дождавшись помощи и следующего восстания. Счастливого пути и спасибо за хлеб.[7]
Мартирио с облегчением смотрела им вслед. Значит, мельник знал, что делал, обманув ее мать, – мел обратился в хлеб.
Девочка даже не стала задумываться над тем, что будет, когда мятежники развяжут мешки.