Она пользуется тем, что его губы размыкаются. И бесстыдно засовывает язык ему в рот. Сопротивления Вика хватает совсем ненадолго. А потом он со стоном прижимает ее к себе, всё еще не веря в чудо, произошедшее с ним. Она дала ему второй шанс. И он ни за что его не испортит. Как испортил всё в первый раз. Он больше не обидит ее. Не причинит боли.
Так они не целовались никогда. Это не похоже на те поцелуи-демонстрации, что были у них в избытке. Не похоже на их единственный настоящий поцелуй, после которого она натворила столько глупостей. И тем более это не похоже на то, как он ее целовал совсем недавно.
Нежно. Выворачивающе душу нежно. Губы – совсем не такие, как полчаса назад. Мягкие, ласковые. Он целует ее, он дирижирует их поцелуем, но делает это так, что ей совершенно не хочется перехватывать инициативу. И она только позволяет и наслаждается.
Губы Вика отрываются от губ Нади, он беззвучно что-то шепчет ей в висок. Она знает – что. Глупый. Она простила. Она просто не могла поступить иначе. И снова нежные касания губ и языка. Кружит голову, сбивает дыхание. В висках уже шумит и…
– Витя…
– Да? – выдыхает ей тепло прямо в ухо, вызывая новый табун мурашек по телу.
– Меня ноги не держат. Хочу лечь, иначе упаду прямо здесь и сейчас.
Он безропотно подхватывает ее на руки.
И на кровать он ее опускает бережно, словно Надя хрустальная. А вот попытку отстраниться она пресекает, перехватив за плечо так, что ему приходиться упереться коленом в матрас рядом с ее бедром, чтобы не упасть сверху.
– Куда?
– Отдыхай. – Он еще пытается освободиться.
– Я пока не устала! – Рывок за плечо на себя, и больше от неожиданности, чем от ее движения он падает. Успевает подстраховать себя рукой, перекатиться через нее. Разорванное платье позволяет ей закинуть бедро на него, обхватить рукой за плечи.
– Надя… – шепчет он растерянно. – Ты что делаешь?
– У меня такое чувство, – она приближает свое лицо к его, заглядывая в едва угадываемые в полумраке комнаты глаза, – что я занимаюсь совращением малолетнего. Вик, ты долго будешь брыкаться?
– Надя… Наденька… – Он перехватывает ее руку, целует в ладонь. – Не надо. Я не… я не стою этого. Я же так с тобой поступил. Не надо меня жалеть…
– Больно надо мне тебя жалеть. – Маленькая ладошка пробирается под мужскую рубашку снизу, ложится на упругую кожу живота, которая под ее прикосновением превращается в твердые кубики пресса.
Он резко выдыхает. А она невесомо гладит его, задевая пальцами невидную сейчас, но так отчетливо запомнившуюся ей золотистую стрелу.
Его тяжелое дыхание. И беспомощное:
– Не надо…
И ее неожиданное и тихое: