Не удивился. Да и с чего? Уже слишком хорошо познакомился с упрямством и прямолинейностью девушки, сидящей напротив.
– Не забыла, – вздохнул Иван. – Окей, давай свои вопросы. Но если они будут очень интимными, я оставляю за собой право… соврать.
– Ну уж нет! – да кто бы сомневался, что Дульсинея не упустит шанс поспорить и настоять на своем. – Ты оставляешь право промолчать, и тогда я меняю свой вопрос. Потому что теряется смысл. Правдивые ответы, автостопщик.
И даже пальцем пригрозила. Совсем как Антонина Марковна. Только у бабули не бывало такого роскошного алого маникюра.
– А в прошлой жизни ты была Торквемадой, – вполне убедительно удалось сохранить серьезное выражение лица. – Хорошо, договорились. Правда, только правда, и ничего, кроме правды. – Тоже поднял руку. – Клянусь тортом.
Дуня улыбнулась. Улыбка у «Торквемады» получилась мягкой. Но с хитринкой.
– У меня много имен, о Иван. Итак, вопрос первый. Что означает твое тату? Почему ты решил его сделать и как выбирал орнамент?
– Вот так, значит, – Иван удивился умеренно. Потому что ожидаемо в целом. Зря, что ли, он своим трайблом по делу и без дела светил? – Без разогрева и прелюдий? Сразу про интимное?
Старательно изобразил слабую задумчивость и легкую печаль.
– И врать нельзя, да? А так хотелось рассказать, как мне пять суток набивали тату в хижине, крытой пальмовыми листьями, трое вождей племени масаи. Тебя бы впечатлил такой рассказ?
– Меня бы впечатлил, да. Если бы был правдой. Так как насчет правды?
Дуня, ты просто зациклена на правде. Сама тоже никогда не врешь? Иван привычным жестом пошевелил бусинки на запястье.
– Это был первый серьезный протест против материнской опеки. Как только стал получать более-менее большие деньги – пошел в тату-салон и набил. В пять сеансов. Исключительно для того, чтобы приехать в Коломну и довести мать до нервного срыва. Теперь стыдно, конечно, а уже ничего не изменишь. – Дуня смотрела серьезно, ожидая продолжения. И он продолжил: – А что до значения тату, то я без понятия. Однажды добросердечные африканские аборигены с помощью жестов пытались мне объяснить смысл моих татуировок. Насколько я понял, там изображена то ли история несчастной любви суриката к страусу, то ли готовность принести себя в жертву местному божеству. В общем, парень, который набил мне это тату, был шутник. А может, и сам толком не знал.
Дуня сидела, внимательно слушая и слегка наклонив голову. Не рассмеялась почему-то, хотя про суриката – смешно же. Вместо этого спросила:
– Ты… тебе легко было общаться с людьми, с которыми у вас такая пропасть… в восприятии жизни? Не страшно было?
– А нет никакой пропасти, Дуня. Там просто нет шелухи. Все предельно обнажено и откровенно. Нет иллюзий, и все очень честно. Африка… она очень честная. И страшная в своей честности и обнаженности – всего. Человеческой породы, природы. Наверное, тебе бы там понравилось. Ты же любишь правду. Хотя… Мне на самом деле интересно, как бы у тебя там… сложилось. Но это вряд ли удастся проверить. Итак, я ответил на первый вопрос?
– Да. Ответил. Ну и раз ты заговорил про маму… тогда второй вопрос. Почему ты назвал ее в телефоне «Гениальной Идеей»? Это случай из жизни? Или особенность характера – идейность?
Усмешка вышла непроизвольно. Как бы так объяснить, чтобы не выглядеть инфантильным идиотом?
– Она у меня, конечно, идейная. И гениальная. Но все проще. Ее зовут так – Идея Ивановна. Так что, как ты понимаешь, самый идейный у нас в семье дед. Был. Идейный коммунист. И дочь так назвал. А мог бы Революцией. Или Даздрапермой.
– А Ида – это сокращенное от Идеи, да? – продолжила допытываться Дульсинея. – Потому что мне она представилась как Ида Ивановна.
ebooksa