Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

22
18
20
22
24
26
28
30

Заказ приняли быстро, напитки и салаты тоже не заставили себя ждать. Внутреннее состояние нереальности происходящего росло. Дежавю. Кафе, торт, автостопщик.

Наверное, возникшая пауза начала давить, потому что Тобольцев отвлекся от еды и спросил:

– А если бы здесь не предлагали красный торт и вообще ты не была бы мне его должна, если бы кафе стало частью твоего рассказа про Москву, куда бы ты меня отвела?

– Сюда же. В «Шоколадницу».

Он не смог скрыть изумления:

– Никогда бы не подумал. Мне почему-то казалось, что ты можешь выбрать уютную веранду или дворик, где подают хороший кофе. Но точно не это место. Сетевое кафе. Нет, про красный торт я все понял.

Дуня некоторое время молчала, рассеянно размазывая вилкой по тарелке салат, а потом стала говорить. Она сама не знала, зачем. И нужно ли. Но он удивительно умел слушать. Даже не так. Он понимал.

– Конечно, ты прав, я очень люблю открытые летние дворики или столики у окна, люблю… хорошую кухню, просто… когда-то в Москве не было этой сети. А была просто «Шоколадница» на Октябрьской. Не знаю, как правильно назвать сейчас это заведение – кафе или ресторан. Но там подавали изумительную домашнюю лапшу и блинчики с шоколадом. И там я впервые оказалась благодаря подруге. Во время прогулки ты спросил об одиночестве. В большом городе одиночество неизбежно, но мне повезло. У меня появился друг, настоящий. Катя. Коренная москвичка. И именно она водила меня по Москве, и все показывала и рассказывала, и знакомила с городом, и помогала с учебниками. И однажды отвела в ту самую «Шоколадницу», куда ходила в детстве сама и где мы оставили половину стипендии. Наверное, это очень сложно понять… прошло довольно много лет, «Шоколадница» стала брендом сетевого кафе, а для меня это… словно код. Наше место. Наша дружба.

Что-то ты, Евдокия, совсем не о том. Пора заканчивать. Очень кстати принесли горячее.

– А где она сейчас?

– Кто? – не поняла Дуняша.

– Катя. Вы общаетесь?

– Конечно. Она вышла замуж, уехала из Москвы, родила двух прекрасных детей – моих крестников.

– Коренная москвичка? Уехала из Москвы? Разве так бывает? – удивился Иван.

– А что в этом странного, автостопщик? – Дуня отложила столовые приборы и внимательно посмотрела на собеседника. – Думаешь, жены декабристов перевелись? У ее мужа хорошая работа, они живут в своем доме, небольшом, но уютном, отдельно от родителей. Любят друг друга. Всегда можно уехать, если знаешь, ради чего.

– А ты? Ты бы смогла уехать?

Дуня повертела в руках стакан с соком и поставила его на место. Она знала ответ на этот вопрос, но не знала и не понимала, как вдруг они дошли до таких тем в разговоре. Кто они друг другу, чтобы сидеть вот так и рассуждать, по сути… о личном. Он тоже перестал есть, а она снова разглядывала его руки. Очень старые часы. Просто винтажная штучка-фенечка или все же дорогая памятная вещь? Знакомые бусинки на запястье. Почему-то вдруг подумалось, что там, как раз под этими ремешками, бьется пульс и если отодвинуть в сторону все кожаные путы и дотронуться пальцем, то можно услышать сердце. Услышать прикосновением.

– Уехать ради чего? Должна быть причина. Важная причина, – она не ответила на его вопрос и отлично понимала это.

В этот вечер было и без того сказано более чем достаточно.

– Теперь твоя очередь, о Иван, – Дуня отодвинула от себя тарелку и резко сменила тему: – Скоро принесут красный торт, а мы еще не приступили к опросу из пяти пунктов.