– В высшей степени разумно, господин начальник. Как и все остальные ваши правила.
– Говорю же, не я их придумал.
– Заметно, что это ваша первая казнь, вон, как нервничаете.
– Я знаю, что делаю.
– Да успокойтесь вы, господин начальник. Мы пройдем через это вдвоем с вами.
– Будьте добры, подойдите ближе. Облегчите нам задачу.
Коди, приблизившись к решетке, высовывает наружу правую руку. Пакстон торопливо натягивает пластиковые перчатки и надевает на бицепс Коди манжету аппарата для измерения давления. Потом прослушивает его с помощью стетоскопа.
Начальник тюрьмы, глядя в свой блокнот, спрашивает:
– Вы по-прежнему отказываетесь от свидетелей? До сих пор никого не хотите увидеть?
– Господин начальник, я провел здесь четырнадцать лет, два месяца и двадцать четыре дня, и ко мне ни разу никто не пришел, кроме моего адвоката. У меня нет ни матери, ни отца, ни братьев или сестер – ни родных, ни двоюродных, вообще никакой родни. Друзей тоже нет – ни здесь, ни на воле. Ну кого мне пригласить на свою казнь?
– Ладно, идем дальше. Какие хотите отдать распоряжения?
– Распоряжения? Это насчет моего тела? Сжечь. Кремировать. И спустить прах в туалет, чтобы следа моего не осталось на этой земле, понятно?
– Куда уж понятнее.
Пакстон убирает стетоскоп и снимает с руки Коди манжету.
– Артериальное давление сто пятьдесят на сто, немного повышенное.
Коди отдергивает руку.
– Повышенное? С чего бы это?
– Пульс девяносто пять, тоже выше нормы.
– Норма? Какая еще норма, когда тебя через три часа убьют? Мне не положено успокоительное, что-нибудь, чтобы унять мандраж?
– Вы имеете право на две таблетки валиума, – произносит Пакстон официальным тоном.