– Ну как, Уоллес, – говорит он тихо, – вы обдумали свое последнее слово, предсмертную речь?
– Думал-думал, да так ничего и не решил. Что-нибудь придумаю.
– Одни борются до самого конца, до последнего мгновения твердят, что невиновны. Другие просят их помиловать. Кто-то плачет, кто-то бранится, кто-то цитирует Писание.
– Я думал, это ваша первая казнь.
– Первая, но я готовился. Прослушал несколько предсмертных речей. Между прочим, их записывают и хранят.
– Зачем нужны эти записи?
– Чтоб я знал! Таковы правила.
– Ну, конечно. Сколько времени мне дадут на это самое последнее слово?
– Ограничений не предусмотрено.
– То есть, по вашим правилам, я могу затянуть волынку и днями трепаться, а вы будете ждать?
– Технически, наверное, да, но я, скорее всего, в таком случае устал бы и подал сигнал палачу.
– Это же нарушение правил!
– Ну и что? Вы подадите на меня в суд?
– Я бы с радостью, не сомневайтесь. Между прочим, я выиграл четыре иска из пяти. Жаль, вас мне так и не удалось прищучить.
– Да, а теперь уже поздно.
– Кто будет палачом?
– Его личность никогда не разглашается.
– Правда, что он сидит в темной каморке неподалеку от моей койки, перед односторонним зеркалом, и ждет сигнала от вас, господин начальник? Так все это устроено?
– Приблизительно так.
– Он что же, незаметно приходит и так же незаметно уходит, получает тысячу баксов кэшем – и никто не знает его имени?