«а) Не торопиться и серьезно подготовить поход НОА на юг для выхода к границам с соседними странами.
б) Выделить из главных сил НОА, идущих на юг, две хорошие армии, перебросить их в районы портов, пополнить и держать в готовности для предупреждения войск врага.
в) Не сокращать пока войска НОА»[164].
По свидетельству И.В. Ковалева, «в мае 1948 года, сразу же после того, как он показал мне телеграмму Мао Цзэдуна с просьбой о помощи, он заявил: “Мы, конечно, окажем новому Китаю всю возможную помощь. Если социализм победит и в Китае и наши страны пойдут одним путем, то победу социализма в мире можно считать обеспеченной. Нам не будут угрожать никакие случайности. Поэтому мы не можем жалеть сил и средств для помощи китайским коммунистам”»[165].
И.В. Ковалев вспоминал: «В середине мая 1948 года я был приглашен в ЦК партии, где имел беседу со Сталиным. Он показал мне только что полученную телеграмму от Мао Цзэдуна, содержание которой я дословно помню до сих пор. Мао писал, что в сфере вооруженной борьбы Компартия Китая накопила определенный опыт. Одновременно Мао подчеркивал, что совершенно отсутствует опыт управления экономикой, что КПК не способна управлять многосложным хозяйством больших городов. В связи с этим Мао просил ЦК ВКП(б) командировать в Китай группу специалистов для решения экономических задач, а также для восстановления железных дорог в освобожденных районах страны. Решением Политбюро я был назначен руководителем этой группы, с которой и отбыл в Китай в начале июня.
Официально я именовался тогда представителем Совета Министров СССР по делам Китайской Чанчуньской железной дороги, которая находилась в совместном владении Китая и нашей страны. Это было сделано для того, чтобы не афишировать нашу помощь КПК. Вся наша работа происходила в обстановке строжайшей секретности.
Все, что касалось Китая, Сталин держал в своих руках. Даже самые мелкие, локальные просьбы Мао Цзэдуна направлялись только ему, только в его адрес. Так, в начале 1949 года по ряду вопросов я обратился к Молотову и Вышинскому. Вместо ответа я получил и от того и от другого телеграммы, где говорилось: “Впредь по всем вопросам, связанным с Вашей миссией в Китае, обращайтесь только к Филиппову” (псевдоним Сталина, которым он пользовался в шифрованной переписке с руководством КПК).
На первом этапе деятельность нашей группы, состоявшей из примерно 300 инженеров и квалифицированных рабочих, была сконцентрирована на Северо-Востоке Китая, в Маньчжурии. В сотрудничестве с китайцами мы отремонтировали 1300 км железнодорожных путей и 62 моста. Это в очень большой степени способствовало победе коммунистов в этом стратегически важном районе.
В декабре 1948 года я вернулся в Москву, где доложил об обстановке в Китае лично Сталину. В январе 1949 года я снова отбыл в эту страну, сопровождая А.И. Микояна, который провел исключительно важные секретные переговоры с ее высшими руководителями. Во время этих переговоров я впервые лично познакомился с Мао Цзэдуном, Лю Шаоци и Чжоу Эньлаем, с которыми в дальнейшем поддерживал самые тесные рабочие контакты.
С этого момента в содержании моей миссии в Китае произошли важные изменения. Ранее я основное внимание сосредоточивал на организации технической помощи китайским коммунистам – теперь же одной из главных задач стало информирование Сталина о ситуации в руководстве КПК, в стране в целом, поддержание связи между Мао и Сталиным.
В марте 1949 года китайское правительство переехало из деревни Сибайпо около города Шицзячжуан (пров. Хэбэй) в Пекин. Мне выделили дом в районе гор Сяншань, в окрестностях Пекина, в 800 метрах от резиденции Мао. С этих пор мы с ним стали общаться почти ежедневно. Весной-летом 1949 года шла интенсивная работа по подготовке к созданию нового китайского государства. В связи с этим была организована комиссия Политбюро ЦК КПК по экономическим вопросам, куда вместе с Мао, Лю Шаоци и Чжоу Эньлаем входил и я. Таким образом, мне довелось участвовать в обсуждении важнейших вопросов будущего устройства КНР.
В июле-августе 1949 года я сопровождал делегацию во главе с Лю Шаоци во время ее секретного визита в Москву. Тогда состоялись переговоры со Сталиным по важнейшим проблемам двустороннего сотрудничества и международной обстановки. Вернулись в Китай мы вместе с Лю Шаоци, привезя с собой еще 250 советских специалистов. В это время число советских специалистов, работавших в Китае, превысило 600 человек»[166].
30 ноября 1947 года Мао писал Сталину: «В период окончательной победы китайской революции, по примеру СССР и Югославии, все политические партии, кроме КПК, должны будут уйти с политической сцены, что значительно укрепит китайскую революцию». Однако советский лидер настаивал на сохранении ряда марионеточных партий для создания национал-демократической ширмы для коммунистической диктатуры. 20 апреля 1948 года он писал Мао: «Мы с этим не согласны. Думаем, что различные оппозиционные политические партии в Китае, представляющие средние слои китайского населения и стоящие против гоминьдановской клики, будут еще долго жить, и киткомпартия вынуждена будет привлечь их к сотрудничеству против китайской реакции и империалистических держав, сохранив за собой гегемонию, то есть руководящее положение. Возможно, что некоторых представителей этих партий придется ввести в китайское народно-демократическое правительство, а само правительство объявить коалиционным, чтобы тем самым расширить базу этого правительства в населении и изолировать империалистов и их гоминьдановскую агентуру»[167].
14 января 1949 года Сталин писал Мао Цзэдуну по поводу мирных предложений правительства Чан Кайши, просившего СССР о посредничестве в переговорах с коммунистами: «Возможны два ответа. Первый ответ: прямо и неприкрыто отклонить мирные предложения нанкинцев и тем самым провозгласить необходимость продолжения гражданской войны. Но что это будет означать? Это значит, во-первых, что вы выложили на стол свой главный козырь и отдаете в руки гоминьдановцев такое важное оружие, как знамя мира. Это значит, во-вторых, что вы помогаете вашим врагам в Китае и вне Китая третировать Компартию как сторонницу продолжения гражданской войны и хвалить Гоминьдан как защитника мира. Это значит, в-третьих, что вы даете возможность США обработать общественное мнение Европы и Америки в таком направлении, что с Компартией мир невозможен, так как она не хочет мира, что единственное средство добиться мира в Китае – организовать вооруженную интервенцию держав, вроде той интервенции, которая проводилась в России в течение четырех лет с 1918 по 1921 г.
Мы думаем, что прямой и неприкрытый ответ хорош, когда имеешь дело с честными людьми, а если приходится иметь дело с политическими жуликами вроде нанкинцев, то прямой и неприкрытый ответ может стать опасным.
Но возможен и другой ответ. А именно: а) признать желательным установление мира в Китае; б) переговоры между сторонами вести без иностранных посредников, ибо Китай является независимой страной и не нуждается в иностранных посредниках; в) переговоры вести между Компартией и Гоминьданом как партией, а не с нанкинским правительством, являющимся виновником гражданской войны и потерявшим ввиду этого доверие народа; г) как только стороны придут к соглашению по вопросам мира и руководства Китаем, военные действия прекращаются.
Может ли Гоминьдан принять эти условия? Мы думаем, что не может. Но если Гоминьдан не примет этих условий, народ поймет, что виновником продолжения гражданской войны является Гоминьдан, а не Компартия. Знамя мира в этом случае остается в руках Компартии. Это обстоятельство важно особенно теперь, когда в Китае появилось множество людей, уставших от гражданской войны и готовых поддержать сторонников установления мира.
Но допустим невероятное и предположим, что Гоминьдан принял эти условия. Каковы должны быть планы действий Компартии?
Нужно будет, во-первых, не прекращать военных действий, создать коалиционные центральные правительственные органы с таким расчетом, чтобы в Консультативном Совете примерно три пятых мест, а в правительстве две третьих портфелей оставалось у коммунистов, а остальные места и портфели распределить между другими демократическими партиями и Гоминьданом.
Нужно, во-вторых, чтобы посты премьера, главкома и, по возможности, президента остались за коммунистами.