Еще 7 марта 1947 года Трумэн заявил своей администрации: «Чан Кайши не сможет победить. Победят коммунисты – они фанатики. <Давать помощь> при такой обстановке – это все равно что сыпать песок в крысиную нору». С ним согласился госсекретарь генерал Маршалл: «Он <Чан Кайши> отдает примерно 40 процентов своих вооружений врагу. Если процент возрастет до 50, он должен будет решать, стоит ли ему вообще вооружать свои войска». Но министры обороны и флота, а также генерал Макартур, командующий оккупационными войсками в Японии, придерживались противоположного мнения. Генерал заявил: «Гоминьдан не лучшая <партия, но> она на нашей стороне»[152].
Но первоначально, пользуясь численным превосходством и господством в воздухе (у коммунистов не было подготовленных летчиков), гоминьдановцы имели успех. 12 марта 1947 года авиация НРА нанесла бомбовый удар по самой Яньани и пещерному лагерю на северной окраине, где укрывалось руководство КПК. 18 марта войска Чан Кайши подошли к Яньани. Мао приказал отступить на север Шэньси. Там его армия, которая в конце марта 1947 года официально была переименована в Народно-освободительную армию Китая (НОАК), блуждала по горным тропам все лето, осень и зиму. В марте 1948 года, форсировав Хуанхэ, Мао и его армия перешли в провинцию Шаньси и двинулись на запад Хэбэя. Здесь, в деревне Сибайпо, уезд Пиншань, в труднодоступных горах Тайшань, куда Мао пришел в конце мая 1948 года, с весны 1947 года располагался рабочий комитет ЦК под руководством Лю Шаоци и Чжу Дэ.
Уже летом 1947 года НОАК начала наступление. 25 апреля 1948 года коммунисты вновь взяли Яньань. К июню 1948 года армия Чан Кайши сократилась до 3 650 тысяч человек, главным образом за счет болезней и дезертирства, в то время как численность НОАК возросла до 2 800 тысяч человек. Боевой дух гоминьдановцев неуклонно падал. Они страдали от недостаточного снабжения, что также было следствием масштабной коррупции, разъедавшей тыл националистов, и неконтролируемой инфляции. С сентября 1945 по февраль 1947 года курс юаня упал в 30 раз, что вызвало стремительный рост цен. Весной 1948 года правительство Чан Кайши вынуждено было ввести карточки на продовольствие во всех крупных городах, а чтобы увеличить запасы зерна, ввело принудительные закупки его по заниженным ценам, т. е. продразверстку, что вызвало недовольство крестьян, особенно зажиточных.
Мао удалось расколоть Гоминьдан. 1 января 1948 года в Гонконге левые деятели гоминьдановцы заявили об образовании так называемого «Революционного комитета Гоминьдана», почетным председателем которого стала вдова Сунь Ятсена Сун Цинлин.
В июне 1948 года у Мао произошел конфликт с сыном Аньином, прибывшим из СССР. Он обвинил отца в создании «культа вождя» и назвал Мао «лжевождем». Тут вмешались Цзян Цин и Чжоу Эньлай и заставили Аньина написать покаянную записку. Одной из причин своего демарша он назвал то, что в СССР к нему «относились как к “маленькому вождю”… он находился в хороших материальных условиях и не знал трудностей жизни». Было решено использовать Аньина на технической работе в аппарате ЦК КПК под контролем секретаря Мао Цзэдуна Чэнь Бода, причем «условия жизни его не должны отличаться от условий жизни работников этой категории»[153].
С сентября 1948 по январь 1949 года НОАК провела три стратегические операции в Маньчжурии, в Восточном Китае и в районе Бэйпин-Тяньцинь. Было уничтожено, пленено или дезертировало около 1,5 млн гоминьдановских солдат. Часть из них былa поставленa в ряды НОАК. Коммунисты захватили ряд городов, включая Бэйпин. Он был взят без боя 31 января 1949 года по соглашению с оборонявшим его генералом Фу Цзои. Армия Чан Кайши так и не научилась бороться с партизанской тактикой Мао, к тому же те войска, которыми командовали бывшие милитаристы, предпочитали уклоняться от борьбы. Коммунистические войска, хотя и оставили многие «освобожденные районы» на первом этапе борьбы, но не понесли больших потерь в людях. Снабжение же оружием из СССР бесперебойно продолжалось, а продовольствие и фураж добывали путем реквизиций. Наоборот, войска Чан Кайши, растянутые по всей стране, так и не смогли наладить нормальную логистику и несли большие небоевые потери от болезней и дезертирства.
В китайской историографии укрепилось мнение, что Сталин через Микояна передал указание Мао не пересекать Янцзы и не развивать наступление на юг. Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай не раз говорили о том, что Сталин не верил в силы китайской революции и стремился раздробить страну на «южную и северную династии», где Юг контролировался бы Чан Кайши, а Cевер – Мао Цзэдуном. Это мнение основано на свидетельствах Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая, а также посла КНР в СССР Лю Сяо и генерала Не Жунчжэня. 11 апреля 1967 года в беседе с северовьетнамской делегацией во главе с министром обороны Во Нгуен Зяпом на вопрос последнего: «Говорят, что, когда освободительные армии достигли Янцзы, Сталин посоветовал вам не продвигаться дальше на юг. Это правда?», Чжоу Эньлай ответил: «Наши армии атаковали Даби в середине 1947 года и переправились через Янцзы в 1949 году. Советское посольство сопровождало [националистическое] правительство Ли Цзунжэня в Гуанчжоу. В то время Чан находился в Нинбо. Посольство США осталось в Нанкине. Посол США остался в Нанкине, потому что понимал, что Чан не сможет остановить нас. Но Советы отправились в Гуанчжоу, потому что советская разведка предсказала, что освободительные армии не смогут пересечь Янцзы. По их словам, если бы мы это сделали, США вмешались бы и применили атомные бомбы. Итак, они верили, что Янцзы в конце концов будет разделительной линией: Север контролировался бы КПК, а Юг – Гоминьданом. США думали иначе: если бы они поддержали Чана, ситуация не изменилась бы. Если бы они вмешались, на них легло бы дополнительное бремя, в то время, когда европейские проблемы еще не были урегулированы»[154].
По словам И.А. Ковалева, китайский разведчик Ли Сяо, будущий посол в СССР, работавший среди гоминьдановцев, сообщил ему в марте 1949 года, что «его друзьям удалось добыть сверхсекретные планы “азиатского варианта” развязывания третьей мировой войны, разрабатываемые американцами. По словам Лю Сяо, этот вариант предусматривал заключение военного союза между США, Японией и чанкайшистским Китаем. Затем американцы должны были высадить трехмиллионную армию в портах Северного и Северо-Восточного Китая, японцы – возродить распущенную императорскую армию, а гоминьдановцы – мобилизовать новые миллионы солдат, дабы подкрепить действия американских войск. Генеральному наступлению всех этих войск на север должен был, по сведениям Лю Сяо, предшествовать внезапный ядерный удар по более чем ста заранее отобранным объектам в Маньчжурии, советском Приморье и Сибири. После разгрома НОАК и советской группировки на Дальнем Востоке планировалось развивать дальнейшее наступление в общем направлении на Урал». Ковалев в реальности этого плана усомнился[155]. И был совершенно прав. Сообщенные Лю Сяо сведения были частью американского дезинформационного плана «Дропшот», главной целью которого было предотвратить советское вторжение в Западную Европу. Впрочем, Лю Сяо наверняка не знал, что имеет дело с дезинформацией. На самом деле у США после завершения Второй мировой войны оставалось лишь 6 ядерных бомб, и быстро нарастить их производство до 100 с лишним было невозможно, тем более что заботиться о наращивании ядерного арсенала американцы начали не ранее 1948 года, когда холодная война стала реальностью.
На сообщение Ковалева Сталин некоторое время спустя ответил телеграммой: «Война не выгодна империалистам. Кризис у них начался, они воевать не готовы. Атомной бомбой пугают, мы ее не боимся. Материальных условий для нападения, для развязывания войны нет. Сейчас дело обстоит так, что Америка меньше готова для нападения, чем СССР для отпора. Так обстоит дело, если анализировать с точки зрения нормальных людей – объективных. Но в истории есть ненормальные люди. Военный министр США Форрестол страдал галлюцинациями. Мы готовы к отпору».
Процитировав эту телеграмму, Ковалев заключил, что «в этой телеграмме выражено реальное отношение Сталина к возможности вспышки мировой ядерной войны. Он неоднократно в разных формах повторял такую оценку. Например, во время переговоров с Лю Шаоци в июле 1949 года Сталин заявил, что “Советский Союз сейчас достаточно силен для того, чтобы не испугаться ядерного шантажа США”. Таким образом, никак нельзя говорить о том, что послевоенная стратегия Сталина определялась его страхом перед американским ядерным оружием, напротив, он скорее недооценивал серьезность изменений, которые внесло в мировую стратегию это оружие»[156].
Со слов Ковалева, Сталин отверг просьбу Мао Цзэдуна «поддержать планируемое… наступление на Тайвань советскими авиацией и подводными лодками». На встрече с Лю Шаоци 11 июля 1949 года генералиссимус заявил, что это приведет к столкновению с американской авиацией и флотом и создаст предлог для развязывания третьей мировой войны. Сталин утверждал: “Если мы, руководители, пойдем на это, русский народ нас не поймет. Более того. Он может прогнать нас прочь. За недооценку его военных и послевоенных бед и усилий. За легкомыслие”…»[157]
Как мы видим, Ковалев ссылался на китайскую разведку, а Чжоу Эньлай – на советскую. Дезинформационный план «Дропшот» распространялся американцами достаточно широко, так что сведения о нем могла получить и советская разведка, и разведка китайской компартии. Его разработка, в том числе под другими названиями, шла уже в 1948 году. «Дропшот» предусматривал удар 300 ядерными бомбами и 29 000 фугасными бомбами по 200 целям в 100 городах и посeлках в СССР, чтобы одним ударом уничтожить 85 % промышленного потенциала Советского Союза. От 75 до 100 из 300 ядерных бомб были нацелены на уничтожение советских боевых самолeтов на земле[158]. При этом начало войны между СССР и США предполагалось не ранее 1 января 1957 года, когда, как полагали американские планировщики, может произойти нападение СССР или его союзников на союзников США. Интересно, что в плане «Дропшот» предполагалось, что на стороне СССР будет коммунистический Китай, а на стороне США – некоммунистический Китай. К моменту одобрения плана Комитетом начальников штабов гоминьдановского Китая уже фактически не существовало – власть Чан Кайши тогда ограничивалась Тайванем. Это говорит о том, что здесь «Дропшот» отражал реалии 1948 и начала 1949 года.
План был одобрен Комитетом начальников штабов в конце 1949 года, но так и не был утвержден президентом Гарри Трумэном и спустя два года отозван[159].
Вряд ли этот план был выполним: к концу 1949 года США имели всего 9 атомных бомб и всего 27 способных нести их стратегических бомбардировщиков B-29. Также у американцев и близко не было 29 000 фугасных бомб. Поэтому американские ученые не без основания полагают, что «Дропшот» и аналогичные планы представляли собой дезинформацию, с которой следовало ознакомить Москву, чтобы предотвратить возможное советское вторжение в Западную Европу[160].
Не исключено, что 1957 год как год вероятного начала войны с СССР был назван в «Дропшоте» только потому, что к этому сроку в США рассчитывали нарастить количество атомных бомб и их носителей хотя бы до 50-100, чтобы иметь хоть какие-то шансы сдержать Советский Союз с помощью ядерного оружия.
Но поверил ли Сталин плану «Дропшот» и аналогичным ему планам ядерных бомбардировок СССР? Судя по тому, какую политику он проводил в Китае, и тем советам, которые он давал Мао Цзэдуну, генералиссимус не воспринимал «Дропшот» всерьез. Сталин был в курсе советской ядерной программы и знал, что в то время ядерные бомбы стоили очень дорого. И хотя бы поэтому мог предполагать, что у американцев таких бомб должно быть мало. И вполне уверенно проводил экспансию как в Восточной Европе, так и в Китае еще до того, как появилась советская атомная бомба. Кстати сказать, вопреки распространенному мнению, американская монополия на атомное оружие кончилась не в августе 1949 года, после испытания первого советского ядерного устройства, а только в 1951 году, когда у Советского Союза появилась первая бомба, которую можно было сбросить с самолета. Что же касается носителей, способных доставить ядерные заряды на территорию США, то они в СССР появились только с созданием межконтинентальных баллистических ракет в конце 1950-х годов.
И осторожную политику в Китае, без афиширования советской поддержки коммунистов и с допущением возможности раздела Китая по Янцзы, Сталин проводил не из страха ядерной войны с США, а потому, что он опасался появления второй коммунистической державы мира, сравнимой по своему экономическому и военному потенциалу с СССР, а по населению далеко превосходящей Советский Союз. Поэтому Сталина устроила бы ситуация, когда Китай остался бы разделенным на два государства (в истории распад Китая на Северную и Южную империю происходил неоднократно) и не смог бы превратиться в великую державу. А после победы Мао в гражданской войне Сталин ограничивал экономическую помощь Китаю, чтобы тот не смог быстро догнать Советский Союз и составить СССР конкуренцию в коммунистическом мире.
Когда в 1948 году произошел разрыв Сталина с югославским коммунистическим лидером Иосипом Броз Тито, который, как и Мао, создал свою собственную армию, практически независимую от Москвы, генералиссимус в беседе с Хрущевым с тревогой спрашивал: «Что за человек Мао Цзэдун? У него какие-то особые, крестьянские взгляды, он вроде бы боится рабочих и обособляет свою армию от горожан»[161]. А в начале 1949 года, когда победа коммунистов в гражданской войне уже была практически предрешена, Сталин попросил М.М. Бородина написать справку о Мао Цзэдуне по опыту общения с ним в 20-е годы. В ней говорилось: «Независимость, и более того, “самостийность” его характера уже в те годы была очевидной. На совещаниях, казалось, он скучал и томился речами других, но если сам говорил, то так, будто до него никто ничего не сказал. . Мао Цзэдуну присущ непомерный апломб. Он издавна считает себя теоретиком, сделавшим свой самостоятельный вклад в общественную науку… Мао Цзэдуну свойственен ошибочный взгляд на крестьянство. Он исходит из внутренней убежденности в превосходстве крестьян над другими классами, из преувеличения революционных возможностей крестьянства, при одновременной недооценке руководящей роли пролетариата. Эту свою точку зрения Мао Цзэдун не раз высказывал в личных беседах со мной… Мао Цзэдун явно недооценивал роль пролетариата как инициатора и руководителя китайской революции, вождя китайского крестьянства. Это характерно для выступлений Мао Цзэдуна в двадцатые годы, а слушать его в период нахождения в Китае мне довелось не раз»[162].
Ши Чжэ, который был переводчиком во время переговоров с Микояном, категорически утверждает, что ничего о разделе Китая по Янцзы Анастас Иванович не говорил[163]. Конечно, соответствующее указание могло быть сделано при участии другого переводчика, но это маловероятно. Не исключено, что предложение Сталина было передано не через Микояна, а по другой линии.
По словам И.В. Ковалева, «насколько помню, никаких советов о том, чтобы прекратить наступление против Чан Кайши на берегах Янцзы, Микоян не излагал». И Иван Владимирович процитировал три рекомендации Сталина, которые были даны в апреле 1949 года: