– Но все еще вернется.
Она рассмеялась:
– А ты не изменился. Все такой же немножко странный.
– Ты знаешь, я страдаю от избытка памяти.
У нее промелькнул раздосадованный, слегка смущенный взгляд, но она быстро взяла себя в руки, и выражение ее глаз смягчилось.
– Я знаю. Не надо. Конечно, после стольких… несчастий прошлое кажется тем счастливее, чем оно дальше.
– Да, правда. А… Тад?
– Остался в Польше. Не захотел уехать. Он в Сопротивлении.
Фон Тиле и Ханс были в двух шагах и слышали нас.
– Я всегда знала, что Тад будет делать что‐то великое, – сказала Лила. – Да мы все так думали. Он один из тех, кто когда‐нибудь будет вершить судьбу Польши… Вернее, того, что от нее останется.
Фон Тиле скромно отвернулся.
– Ты иногда вспоминал обо мне, Людо?
– Да.
Ее взгляд затерялся где‐то в вершинах деревьев.
– Другой мир, – сказала она. – Как будто века прошли. Ну, я не буду больше задерживать моих друзей. Как твой дядя?
– Продолжает свое дело.
– По-прежнему воздушные змеи?
– По-прежнему. Но теперь он не имеет права запускать их высоко.
– Поцелуй его от меня. Ну, до скорой встречи, Людо. Я обязательно зайду к тебе. Нам столько надо сказать друг другу. Тебя не мобилизовали?
– Нет. Меня освободили по болезни. Кажется, я немножко сумасшедший. Это наследственное.