– Что именно?
– Когда вернется Франция. Надеюсь, ее можно будет узнать.
Я сжал кулаки:
– Да, и мне наплевать, как она будет выглядеть и что будет у нее за плечами. Лишь бы она вернулась, вот и все.
Дядя вздохнул:
– Уже и пошутить с ним нельзя.
Меня не избавили от сплетни, что Лила – любовница фон Тиле. Я был так же безразличен к этим россказням, как к голосам, скулившим, что “Франция пропала”, “никогда не вернется”, “потеряла свою душу” и что подпольщики гибнут “ни за что”. Моя уверенность была слишком тверда, чтобы нуждаться в “проветривании” – как у нас говорят о тех, кто любит говорить на ветер.
Глава XXXVII
Я больше не ненавидел немцев. То, что я видел вокруг в течение четырех лет после поражения, затрудняло для меня обычный трюк, в результате которого все немцы превращаются в преступников, а все французы – в героев. Я познал братство, сильно отличающееся от этих самодовольных штампов: мне казалось, что мы неразрывно связаны тем, что нас отличает друг от друга, но в любой момент может сделать нас, наоборот, чудовищно схожими. Мне даже приходило в голову, что, участвуя в борьбе, я помогаю и нашим врагам… Им тоже. Воспитание человека, который всю жизнь смотрит ввысь, не проходит безнаказанно.
В первый раз я увидел, как убили немца, в полях за Гранем, где мы распахали посадочную площадку. В ту ночь мы втроем ждали, когда прилетит “лизандер”, который должен был переправить в Англию некоего политического деятеля, чьего имени мы не знали. После заката мы несколько раз тщательно прочесали окрестности; нам было приказано принять все меры предосторожности – две недели назад одну из групп захватили при приеме парашютистов в верховьях Сены, и к нашему списку расстрелянных добавилось пять имен.
В час ночи зажгли сигнальные огни, и ровно через двадцать минут “лизандер” приземлился. Мы помогли пассажиру сесть в самолет; “лизандер” взлетел, и мы пошли собирать фонарики. Когда мы возвращались обратно и были метрах в трехстах от площадки, Жанен схватил меня за руку; справа от нас я увидел в траве металлический отблеск и услышал осторожное движение; блеск металла передвинулся и исчез.
Там были велосипед, девушка и немецкий солдат. Я знал девушку в лицо, она работала в булочной месье Буайе в Клери. Солдат лежал на животе рядом с ней; он смотрел на нас без всякого выражения.
Не знаю, кто выстрелил, Жанен или Роллен. Просто солдат уронил голову и застыл, уткнувшись лицом в землю.
Девушка резко отодвинулась от него, как если бы он стал ей отвратителен.
– Вставай.
Она быстро встала, поправляя юбку.
– Пожалуйста, не говорите им, – пробормотала она.
У Жанена был удивленный вид. Он приехал из Парижа и не знал деревенской жизни. Потом он понял, улыбнулся и опустил оружие.
– Тебя как зовут?
– Мариетта.