– Мариетта, а дальше?
– Мариетта Фонта. Месье Людовик меня знает. Пожалуйста, ничего не говорите моим родителям.
– Ладно. Не скажем, будь спокойна. Можешь идти домой.
Он бросил взгляд на тело.
– Надеюсь, он не успел, – сказал Жанен.
Мариетта зарыдала.
Я провел дурную ночь. Как будто совершил предательство.
Я старался думать обо всех наших убитых, но выходило лишь на одного убитого больше.
Через несколько дней я зашел в булочную и остановился, как бы прося прощения. Мариетта покраснела и стояла в нерешительности. Потом подошла ко мне и прошептала с беспокойством:
– Они ведь ничего не скажут моим родителям?
Нехорошо ходить с парнями в лес. Думаю, только это ее и тревожило. Нам нечего было опасаться.
Несколько раз я видел, как Лила проезжает через Клери в “мерседесе” фон Тиле; один раз с ней был сам генерал. Однажды утром, когда я возвращался на велосипеде с занятий на ферме Гролле, где один товарищ, прошедший курс обучения в Англии, учил нас обращаться с новой взрывчаткой, “мерседес” проехал мимо меня и остановился. Я тоже остановился. Лила сидела в машине одна с шофером. У нее были круги под глазами, веки опухли. Было семь часов утра; я знал, что в эту ночь Эстергази устраивала праздник – в “Прелестный уголок” поступил заказ на все, что только можно, от шампанского до норвежской лососины, и Дюпра сам отправился к ней, чтобы присмотреть за своим соте из молочного ягненка и петухом в вине, “которого можно погубить, если положить на дольку чеснока больше или меньше”. Требовалась бдительность: там была вся немецкая верхушка. “Занимаясь этим чертовым ремеслом, – ворчал он, – каждый раз ставишь на карту свою репутацию”.
Лила вышла из машины, и мне пришлось ее поддержать: она была слегка пьяна. Очень элегантное красное платье, белый плащ, красные туфли на высоких каблуках и плотная шаль из красной и белой шерсти на плечах. Польские цвета, подумал я. Она сильно накрасилась, как бы желая скрыть лицо. Казалось, берет на ее пышных волосах попал сюда случайно из прошлой жизни. Только печальная голубизна глаз оставалась той же, что прежде. Она держала в руке книгу: Аполлинер. У нас в Ла-Мотт был весь Гюго, но Аполлинера не было. Всегда забываешь о том, что тебе принадлежит по праву.
– Здравствуй, мой Людо.
Я поцеловал ее. Военный шофер сидел к нам спиной.
– Обо мне здесь многое говорят, правда?
– Знаешь, я немного глуховат.
– Говорят, что я любовница фон Тиле.
– Говорят.
– Это неправда. Георг – друг моего отца. Наши семьи всегда дружили. Надо мне верить, Людо.