Он прошел мимо меня, остановился и бросил взгляд на подвешенных к балкам воздушных змеев.
– Со мной в машине один человек, которого вы знаете.
Он сделал паузу и сел на скамейку, сложив руки. Я ждал. В это время самолеты союзников пролетали над побережьем, чтобы бомбить немецкие города. Фон Тиле поднял голову и прислушался к огню береговой артиллерии.
– Вчера над Гамбургом было тысяча двести бомбардировщиков, – сказал он. – Вы должны быть довольны.
Я не понимал, чего хочет от меня этот военачальник.
– Вы знаете того, кого я привез, – сказал он. – Не знаю только, смотрите ли вы на него как на друга или как на врага. Тем не менее я прошу вас помочь ему.
Фон Тиле встал. Он смотрел себе под ноги.
– Я бы хотел, чтобы вы помогли ему бежать в Испанию… – намек на улыбку, – как вы это так хорошо делаете для летчиков союзников.
Я был так поражен, что даже не протестовал.
– Месье Флёри, вам, конечно, нет никакого смысла спасать жизнь немецкому офицеру. Я очень хорошо это понимаю. Я обращаюсь к вам по совету Лилы. Это тоже может вам показаться странным. Но Ханс – как и вы – очень любит ее. Словом, соперник. Может быть, вы были бы рады, если бы он исчез. В таком случае стоит только позвонить начальнику здешнего гестапо, герру Грюберу… – Он не назвал его по званию. – Но может быть, в словах “любить ту же женщину” есть что‐то… как бы сказать? Братское…
Он внимательно наблюдал за мной с неожиданным добродушием на искаженном, почти мертвенно-бледном лице. Я молчал. Фон Тиле поднял руку:
– Прислушайтесь к небу. Сколько детей будет убито этой ночью? Ладно. Я говорю только, что пытаюсь спасти молодого человека, который является моим племянником и которого я люблю как сына. Теперь я должен ехать. У нас есть… около суток. Мне нужно сделать распоряжения. Но вы мне еще не ответили, месье Флёри.
– Лила знает?
– Да.
Ханс был в форме. Решительно, детство и отрочество оставляют неизгладимый отпечаток: мы не пожали друг другу руки. Но мне пришлось взять его под руку, чтобы поддержать. Он сделал несколько шагов и свалился. Фон Тиле помог мне перенести его в комнату.
– Не оставляйте его здесь, месье Флёри. Вы рискуете жизнью. Постарайтесь спрятать его где‐нибудь в другом месте сегодня же ночью. Я все же думаю, как я вам уже сказал, что у нас еще есть около суток…
Он мне улыбнулся:
– Надеюсь, у вас нет ощущения, что вы совершаете предательство… скрывая немецкого офицера?
– Я только думаю, что вы должны дать мне какое‐то объяснение, черт возьми.
– Вы его получите. Ханс объяснит вам. Во всяком случае, завтра я сам вам объясню. Я буду обедать в “Прелестном уголке”, как каждую пятницу.