– Что это? – удивился я.
Он сунул листок мне в ладонь и торжественно произнес:
– Возьми. Это тебе.
Я развернул листок. Там были записаны номер телефона и имя:
– Кто это? – спросил я.
– Старый ученый, – ответил Дуглас и дружески хлопнул меня по плечу. – Такой же сумасшедший, как и ты. Возможно, это именно тот человек, который тебе поможет.
Я искренне был благодарен моим друзьям, которые так отзывчиво отнеслись к моим поискам. Несмотря на то что большинство из них считали мои «исследования» просто блажью все еще больного рассудка, серьезно пострадавшего от неведомой хвори в Египте, они все же сумели отыскать ученого, способного понять меня куда глубже, нежели прославленная профессура из университета, которая, что называется, варится в собственном соку и мало интересуется открытиями внешних специалистов.
Я написал мистеру Чондлеру письмо, где кратко излагал произошедшие со мной события и ту языковую проблему, которую не в силах решить самостоятельно, несмотря на многомесячные старания и чтение некоторых научных книг в библиотеке университета, куда меня впустили по старому знакомству. В этом послании я не решился присылать мистеру Чондлеру ту самую фразу в английском произношении, которую я пытался расшифровать. Полагаю, это было бы слишком: мне не хотелось бы получить и от этого специалиста холодный, презрительный отказ с плохо зашифрованной в якобы вежливых словах формулировкой: «С сумасшедшим дел не имею».
Однако я никак не ожидал, что мистер Чондлер мгновенно ответит мне на это послание не письмом, а телеграммой с короткой фразой: «Приходите ко мне немедленно!»
Он живет в том же городе, что и я, но на другом конце его, так что мне пришлось потратить больше часа, чтобы добраться до его дома. Это было старое, недавно заново выкрашенное строение, прочное и хорошо сохранившееся, несмотря на то, некоторые его части все же нуждались в ремонте. И сам обитатель этого дома, мистер Мэтью Эдисон Чондлер, оказался ему под стать: старый, но прочный. Он вышел меня встречать и ожидал, стоя на лестнице под небольшой висячей крышей.
– Наконец-то! – закричал он, когда я вышел из автомобиля и остановился, прищурившись, чтобы прочитать номер на табличке дома.
При виде бегущего ко мне пожилого джентльмена я приподнял шляпу.
– Мистер Чондлер, полагаю? – сказал я. – Добрый вечер. Благодарю вас за внимание к моему довольно странному и, по мнению университетской профессуры, отнюдь не научному изысканию…
– Вздор! – закричал он, топнув ногой. – К чему повторять весь этот вздор? Абсолютно всем известно, что университет давно покрылся плесенью – ни одному камню новых познаний не разрушить ее плотную массу… Впрочем, прошу извинения за столь грубые высказывания. Рад вашему приезду. Мистер Энтони Галбрейт, я надеюсь? Нет ошибки?
– Вовсе нет, – улыбнулся я. – Вы абсолютно правы, профессор.
– Ну уж нет, никакой я не профессор! Ноги моей в их вроде как учебном заведении не будет! – заявил мистер Чондлер. – Я занимаюсь наукой совершенно свободно, и ни одна невежественная самовлюбленная личность не указывает мне, какие опыты ставить и какие трактаты принимать или не принимать на веру… Но скажите, как вы меня отыскали?
Я поежился. Мистер Чондлер спохватился:
– Да, конечно!.. Для чего же я держу вас на улице? Давайте войдем в дом и там спокойно поговорим в теплой комнате. Здесь ветер дует… Да, простите. Я был поражен вашим посланием, потому что оно в какой-то мере – хотя и с другого бока – подтверждает мои прежние научные изыскания. Собственно, те, после которых я утратил всякое желание иметь дело с так называемыми профессорами из так называемого университета. Надеюсь, вы его не заканчивали, так что я не наношу обиду вашему прекрасному юношескому воспоминанию.
– О нет, – ответил я. – Но вы правы: на улице становится холодно.
Он оценил мою деликатность и, впустив меня вперед, пошел сзади, время от времени натыкаясь на мою спину.