Мы вошли в дом, где повсюду горели небольшие лампы – все помещения были озарены мягким светом. Здесь действительно было тепло, и мистер Чондлер тотчас выставил на стол чашки с горячим чаем.
– Жду ваших объяснений! – объявил он с таким видом, словно речь шла о каких-то обычных человеческих делах, финансовых или семейных.
Я рассказал о том, как в Египте подхватил необъяснимую хворь, которую, вопреки всеобщим диагнозам, сумел исцелить странный с виду доктор. Ни один человек не слушал мое невероятное повествование с таким интересом и глубочайшим, взволнованным вниманием, как мистер Чондлер, который видел меня впервые и никогда прежде не бывал со мной знаком. Порой он прикрывал глаза, словно желал лучше представлять себе описываемые мной картины, и губы его беззвучно шевелились.
Когда я закончил говорить, он поднял веки и уставился на меня пристальным взором.
– Вы же не рассказали мне самого главного, – проговорил он. – Того, что не дает вам покоя и заставляет искать научного ответа на ваши психологические вопросы.
– Мой вопрос отнюдь не психологический, – вздохнул я. – Речь идет о фразе, которую я слышу постоянно. Я сумел ее записать – насколько наш алфавит в принципе в состоянии охватить эти невероятные звуки…
– Где запись? – едва не вскрикнул мистер Чондлер.
– Погодите, – остановил я его. – Я ведь не закончил…
– Вы принесли ее? – настаивал он.
– Принес.
Он успокоился тотчас же и снова уставился на меня внимательным взглядом.
– Продолжайте. Прошу прощения за мои выкрики, но вы слишком… слишком далеко зашли в этих изысканиях. Гораздо дальше, чем удавалось мне. Впрочем…
И он замолчал.
Я выдержал паузу и продолжил рассказ.
– Я уверен в том, что это разумная, содержащая некий смысл фраза, а не просто набор звуков, призванных кого-то устрашить. Уверен также в том, что этот язык либо существовал в далекие времена, еще до гибели Атлантиды, Лемурии, Пацифиды и других исчезнувших царств, либо же явился откуда-то из иных миров, быть может – иных планет или каких-то параллельных человечеству цивилизаций. Однако найти какой-либо способ понять, что означает фраза, невозможно, поскольку нет ни одного слова, которое можно было бы соотнести хоть с чем-то из известных нам цивилизаций.
– И вам, конечно, никто не верил, – сказал мистер Чондлер, вздыхая. – Что ж, я понимаю… Мне тоже никто не верит.
– Вы изучаете?.. – начал я вопрос.
– Я изучаю то, что не легло в основание нынешней человеческой речи, – сказал мой пожилой собеседник. – Звуки, которые порой издают человекообразные обезьяны, – это лишь куцый обрезок древнейшей разумной речи, происхождение которой не поддается определению. Но тем не менее можно слышать короткие обрывки некогда разумных сообщений. Восстановить ту речь немыслимо, но я желаю доказать, что существуют намеки на сложнейшее былое в нашей нынешней жизни, которую мы видим лишь явленными нам фрагментами, очень простыми, примитивными и исключительно неполными. Обыкновенный человек предпочитает не загружать свой разум дополнительными, не используемыми в быту подробностями. Ему это попросту не нужно. Однако вокруг него незримо вьются, как мошка, эти скрытные древнейшие детали… и, если он случайно оступится, захворает, попадет в какое-то непредвиденное положение, – внезапно перед ним откроется этот жуткий, непознанный мир и ввергнет его в истинный первобытный ужас…
– …как это произошло со мной, – закончил я оборванную фразу.
– Дорогой мой мистер Энтони Галбрейт, этого я не утверждал, – с жаром произнес пожилой собеседник.