Наконец я нахожу настенный светильник, на ощупь включаю его. Рыжий мягкий свет озаряет коридор. Лишь полосатые обои напоминают, что я всё ещё на первом этаже, но состояние этого крыла куда хуже: местами стены покрыты плесневыми пятнами, половицы, как пробы Петри[8], рябят щелями от перепадов температур. Я иду на перечёркнутый решёткой прямоугольник оконного света.
– Кто это? – вдруг слышу я слабый детский голос. – Здесь кто-то есть?..
Я замираю, стараюсь даже не дышать, предательски звенят ключи в связке. Я вспоминаю слова Марии, и по спине будто льдинка прокатывается. У меня плохое предчувствие. Я озираюсь, пытаясь понять, из-за какой двери доносится голос, подхожу ближе – вот, вот эта, с маленьким зарешечённым окошечком, будто в тюремной камере.
– Прошу, пожалуйста! – обессиленно и отчаянно плачет кто-то там, в темноте. – Я слышу, ты здесь… Кто ты? Я не узнаю твои шаги… Прошу, помоги мне… Пожалуйста, – он сбивается на шёпот, а затем я слышу всхлипы. – У меня уже нет сил бороться… – Его лёгкие будто пережаты тугим ремнём. – Я здесь уже так долго… Прошу, хотя бы поговори со мной! Я так давно не слышал речи! Пожалуйста… Пожалуйста!
Я настороженно подхожу ближе, стараясь заглушить звяканье.
– Ох, ты здесь! – в плаче появляется проблеск надежды. – Я слышу тебя, слышу! – голос улыбается сквозь слёзы, какое-то время молчит, пытаясь унять рыдания. – Как тебя зовут?..
Я всё ещё молчу, помня, что нельзя отвечать.
– А-а, понимаю. Значит, у тебя, как и у меня, нет имени, да?.. Ты тоже жертва?.. Ты ведь тоже родом из больничного крыла?.. Эй?.. Т-ты ещё здесь? – пугается голос. – Ты ведь ещё здесь?! Прошу, пожалуйста, скажи что-нибудь! Ответь, что ты ещё здесь! – в отчаянии умоляет он. – Скажи мне что-нибудь! Я не хочу сходить с ума! Ты ведь не мой мираж, правда?! Мне ведь не почудились твои шаги? – захлёбывается он в рыданиях и, заикаясь, сипит: – Пожалуйста… Пожа-луй-ста…
Я опускаю глаза в пол. Это ребёнок. И похоже, такой же, как я. Сколько боли в его словах… И кажется, он знает куда больше меня. Ладно, я не стану открывать дверь, как и предупреждала Мария, но хотя бы поговорю с ним. От этого ведь не будет вреда?
– Я здесь, – отвечаю я.
Из его груди вырывается радостный, ошеломлённый вздох, я слышу какой-то скрип, будто пружины на матрасе.
– Спасибо! Спасибо тебе! – плачет он от счастья. – Так ты тоже эксперимент?
– Да, – секунду медлю я. – А ты? – Я подхожу ближе, стараясь осторожно подглядеть в окошечко – там полная тьма.
– Ох, мне так жаль, – с искренним сочувствием откликается он. – Значит, тебе тоже не повезло…
– Почему? – удивляюсь я.
– А, так ты ещё не знаешь? – Он печально усмехается, какое-то время молчит. – Значит, он от тебя ещё не отказался?
– Он?
– Не надо притворяться. Ты знаешь, о ком я.
– А почему он должен? – Я не понимаю.
– Рано или поздно все его эксперименты заканчивают здесь, в этом крыле. И медленно и мучительно умирают. Как я, – безнадёжно шепчет он.