Счастливого дня пробуждения
– Ты не можешь не знать. Вспомни свой самый первый день.
«Номер шестьдесят четыре. День первый. Динамика нормальная».
– Шестьдесят… четвёртый? – побелевшими губами произношу я.
– Ох, – печалится он, – должно быть, ты почти совершенство. Я сороковой. Жаль, что мы познакомились вот так…
– А почему тебя держат здесь? – спрашиваю я.
– Чтобы выяснить, как скоро я умру, – с глухим отчаянием отвечает ребёнок. – На мне он проверил свою первую теорию бессмертия. И ни он, ни даже я не знаю, как много времени потребуется… И ед-единственное… – он снова заходится в рыданиях, – единственное, о чём я молю каждый д-день… Чтобы всё это прекратилось!
Какой кошмар! Никто не должен так мучиться!
– Погоди! – Я с жалостью бросаюсь к двери, смотрю в темноту окошечка. – Я могу чем-то помочь?
– Я слышал… Я слышал, что у тебя есть ключи? – со слабой надеждой отзывается ребёнок. – Я знаю этот звук. Это ключи Марии? Правда ведь?
– Да, – горячо киваю я.
– Тогда ты можешь меня выпустить. Я клянусь, я никакого вреда никому не причиню! – всхлипывает он. – Я просто убегу. Убегу отсюда в лес! Как можно дальше! Это единственное моё желание. Выбраться из этого пр-роклятого дома!
– Да-да! Сейчас!
Я начинаю перебирать ключи. Где-то на границе сознания ещё мечутся мысли, что этого делать не стоит, меня ведь предупреждали. Но и просто уйти я не могу, будет слишком жестоко даже не попробовать.
– Подошёл! – радостно кричу я, проворачивая ключ в невероятно тугом замке.
Дверь открывается – и я даже не успеваю ничего понять. Я вдруг чувствую, как больно падаю на пол, стукаясь спиной так, что из глаз выбивает слёзы, и прямо передо мной выныривает чьё-то белое лицо с красными глазами. Я испуганно закрываюсь руками, а это тощее существо нависает сверху, впиваясь зубами в моё предплечье – настолько больно, что я даже крикнуть не могу, только сиплю, пытаясь вырваться, отчего становится лишь больнее.
– Фу! – Вдруг ребёнок выпускает меня из зубов и брезгливо отплёвывается, вытирая рот рукой. – Чем он тебя пичкает?! Это даже не кровь! Ну и мерзость!
Я ошарашенно смотрю на этого мальчика, и перед глазами всё плывёт от слёз. Он малость выше меня, но очень худой, со спутанными волосами, в старой, похожей на мою, но испорченной одежде, которая болтается на нём, как на швабре. Больше напоминает призрака, чем ребёнка. И даже я понимаю, что от него дурно пахнет болезнью, слабостью и чем-то очень неестественным, в его виде пугающе мало человеческого, хотя на коже почти нет шрамов.
– В-встань с меня, п-пожалуйста… – робко прошу я, всхлипывая и прижимая к себе раненую руку.
Кажется, это один из лучших жизненных уроков, которые только можно получить: вот уж точно, не доверяй кому попало. Тем более если тебя предупреждали.
Он шатко поднимается, и я вижу, что у него нет одной ноги ниже колена – просто плотно перевязанная штанина, из которой торчит палка от метлы. Я поспешно вскакиваю, пытаясь разглядеть рану на руке: ровнёхонько по форме зубов, ещё чуть-чуть, и от меня бы откусили здоровенный кусок. Из пунктира укуса вытекает бело-жёлтая, немного прозрачная жидкость, которая темнеет со временем. Я смаргиваю слёзы. Мне хочется разрыдаться.